Елена Машенцева - Песнь о птице Алконост

Всего лишь мгновение я продолжала надеяться, что увижу его. Но это был Енк. Он скакал на своем ахалтинце, безжалостно понукая измученное животное. И пусть капюшон плаща скрывал лицо, ошибки быть не могло: не Владимир. Неужели произошло что-то страшное, непоправимое? Почему Енк один? Однако предчувствие молчало, предпочитая не делать преждевременных заключений. Щепка беззвучного парения с распахнутыми крыльями за спиной, когда ветер с силой вдавливается в легкие, острое наслаждение свободой на грани с болью. Наслаждаться же неизвестностью не получалось. Пришлось спикировать перед ошалевшим всадником, слава Зевсу, вовремя втягивая когти.

–Бычий корень! Каддар!– Тролль продолжал нещадно материться, но отмахиваться не стал, разглядев в подслеповатых сумерках ту, к коей и направлялся.– Неплохо получается.

–Что?– довольно перебила я.

–Пугать одиноких путников.– Огрызнулся тролль, но взглядом помягчел.

Останавливаться он не стал, так и продолжал скакать к видневшемуся над верхушками елей шпилю. Я не препятствовала, пристроившись одесную. Ахалтинец даже не сбился с иноходи, только устало покосился и недовольно заржал, пытаясь отвязаться от непривычного существа. Не то, чтобы он меня испугался, просто был настороже, мало ли, что можно ожидать от странной «птички».

–Владимир…,– полет, однако, отнимал много сил. Перевести дыхание получалось плохо.– С ним все хорошо?

Тролль откинул капюшон, отчего я не без тайного облегчения отметила вполне сытую, лоснящуюся и холеную физиономию. Никакого намека на ужасные страдания или язвы.

–Было, когда я отправлялся в путь. Что ему будет то? Небось, нахрюкался с послами барматухи и девок лапает.

–Каких?– оторопела я.

–Каких, каких, – Язвительно огрызнулся тролль.– Роскошных. Не то, что некоторые. У них, хотя бы, задница есть и эта… талия.

Ладно задница, но чем ему моя талия не угодила? А тролль, не перебиваемый никем, продолжал мечтательно рассуждать, бойко жестикулируя свободной рукой. Лапища у него была, дай боже, с такой только на врага ходить, в качестве дубины.

–Талия. Да что ты вообще можешь знать, какие талии нравятся настоящим мужикам.– Выговаривал он подбоченясь.– Вот была у меня одна… Красавица. Грудь –во, задница –во! А уж если за талию приобнять, масолчики так и перекатываются. Хошь – в грудь добавь, хошь- и пониже…

Для пущей наглядности тролль ещё на добрый фут отодвинул лапу, уважительно демонстрируя, как масолчики могут волшебным образом преображать и так уже по-настоящему роскошных красавиц. Похоже, не издевался. Меня так и тянуло поправить ехидную ухмылку на его лице парой точных росчерков. Енк неожиданно замолк, зыркнул из под низких мохнатых бровей и оскалился, без труда прочитав мои мысли. Схватка между нами, случись она, была бы схваткой равных соперников по силе, но не по способностям. На моей стороне стремительность и ловкость, умение летать, на его – бычья силища и выносливость. В коротком бою, где надо показать все свое мастерство, мне нет равных. Но, если схватка неожиданно затянется, то, пожалуй, тут я проиграю. Как бы внушительно не выглядели крылья, но удерживать тело в небе могли всего ничего. Мой личный рекорд приближался к лучине. Ведь даже обычной лошадке требуется перейти на шаг после короткой иноходи, что уж говорить о нас, гарпиях. Вот почему стойкость ахалтинцев так поражала и завораживала!

–Он велел передать тебе письмо,– наконец сжалился тролль, похлопав себя по груди, обозначая тем самым место пребывания важной депеши.

Сердце радостно екнуло и суматошно забилось в нетерпении.

–Даже не думай. Я не собираюсь отдавать его прямо тут и мерзнуть ещё, леший знает сколько!

Оценив мой крайне недовольный взгляд вместо ответа, Енк широко потянулся, разминая затекший позвоночник. Наслаждается властью, подлец!

–Пожалела бы лучше. Пятые сутки с Матерого не слазил,– Добавил он вполне миролюбиво.– Не ел нормально. А у нас, троллей, вообще для верховой езды все плохо приспособлено.

–Это почему? – выдавила я, борясь с резким порывом встречного ветра. Интересовалась, но ответ давно знала: тролли вообще без крайней необходимости на лошадь не полезут.

–Задница мягче,– беззлобно огрызнулась мохнатая глыба.– Ты лучше в замок лети. Да вели мне на стол собрать, да чтоб вина налили или пива.

Он был прав, от моего сопровождения толку мало, вымотаюсь только.

–Слушаюсь и повинуюсь,– съязвила я.

Но Енку понравилось.

– Пива то покрепче. Да просто так без дела не крутись, постель мне нагрей, что ли…,– нахально скомандовал он.

Такую наглость моё ранимое девичье сердце терпеть не нанималось, я взмыла в небо и напоследок ловко метнула на голову троллю ком снега с косматой верхушки самой высокой ели.

«Милая моя, как я скучаю! Разлука сжигает меня изнутри. Молю богов поскорее увидеть свою любовь. Боюсь, моя миссия затягивается. Возможно, мне следовало послушаться тебя с самого начала и взять с собой. Надеюсь, ты смилостивишься и не станешь более меня самого наказывать любящее сердце. Приезжай. Жду с нетерпением и надеждой.

P.S. Во имя безопасности, не воплощайся. И слушай во всем Енка.»

Я вся светилась, не пытаясь даже скрыть от невольных свидетелей моих, мягко выражаясь, нечеловеческих криков радости.

–Визжишь, как тот порось, которого к излому зимы режут,– криво констатировал Енк. Он даже не стал стягивать грязные сапоги, так, в чем был, и завалился за стол. В бездонном желудке под завязку наполненном долгожданным гномьим пивом, мгновенно утонули два полусырых окорока. И теперь тролль таки сделал короткую передышку, боюсь не рту, а только набитому брюху.

–Почему к излому зимы?– обижаться на грубияна совсем не было настроения, тем более, новости приятные. Но и спускать такие замечания тоже нельзя. Короче, я задумалась больше, чем следовало, и вопрос вышел какой- то глупый.

–Ну,– тролль благодушно уставился на «тупицу» и рыгнул,– потому как радуется, что на праздник позвали!

Рашаль, до этого наблюдавший за Енком в абсолютном молчании, подался вперед и, рискуя получить оплеуху, отодвинул к себя початую троллем кружку.

–Объясни,– зашипел он на товарища.– Келено там может угрожать какая-то опасность?

Тролль не придал значения вялым попыткам мальца привлечь к себе внимание, без труда вернул пленницу на законное место и одним точным рывком выплеснул хмельной довесок в горло. Придирчиво оглядел стол на предмет поживы и, оторвав полусырой кусок мяса от чьей-то слегка заветревшейся бедренной кости, старательно заканапатил им рот. При этом он умудрился ещё и говорить.

–Внешне все шпокойно. Но иногда меня так и подмывало вжвалить Владимира на плешо и дать оттуда штрекоча. Плохое мешто. Вроде вше дела улашены, а они вшо тянут гнома за бороду. И вооще они там вше штранные. Не шнаю, как и объяшнить. И Владимир тоше штранный штал. Чушой какой-то. Говорит мало.