Елена Яворская - Госпожа

— Потому что их нет, этих объяснений.

Дерзость. На этот раз несомненно — дерзость.

Следовало бы… Но, оказывается, всегда делать только то, что следует, скучно до отвращения.

Гулять тоже расхотелось.

Не говоря Эрну ни слова, Вирита вышла из грота и вскочила на коня.

Дома ее ждал сюрприз… или просто неожиданность? Приехал Эрмант де Альман.

— Вирита, дорогая, я так счастлив, что мне, наконец, удалось приехать. Если бы вы знали, как долго… — слова — медовая река из сказки: сладко-пресладко, да в горле саднит без простой воды. — Однако теперь наше ожидание вознаграждено сверх меры: его величество изъявил желание присутствовать на нашем бракосочетании. Простите, моя госпожа, я знаю, вы хотели сочетаться браком здесь… действительно, чудесное место, но… мне пришлось взять на себя смелость… Одним словом, в одном из моих имений, в ближайшем к столице, уже начались приготовления к торжеству. Примите мои извинения, — Эрмант подал невесте темно-красный футляр.

— Бриллианты на алом выглядят изумительно. Благодарю вас, — отстраненно проговорила Вирита, едва взглянув на бриллиантовую брошь в форме розы.

— Мне казалось, вы любите розы… — Эрмант был обескуражен.

— Да… Да, конечно… Я любила розы… — у девушки внезапно перехватило дыхание. — Прошу простить, мне нездоровится. Наверное, я сегодня слишком долго гуляла.

— Я пришлю врача, — забеспокоился господин де Эльтран.

— Не надо, отец. Мне просто нужно немного отдохнуть…

И понять — что же дальше. Удастся ли?

Вирита твердо знала только одно: больше всего на свете ей не хочется покидать Северное имение. Вопреки тому, что пишут в романах, любовь проходит за считанные месяцы. Но ведь должно же быть что-то неизменное, иначе откуда возьмутся те самые гордость и стойкость в невзгодах, о которых наперебой говорят философские трактаты?.. Ее неизменное — Северное имение.

Утром, чуть свет, когда отец и Эрмант еще спали, Вирита кликнула Эрна и велела седлать лошадей.

Спешившись у входа в грот, Вирита бросила Эрну поводья.

— Вот мы и дома… — помолчала. — Ты не удивлен, что я называю это место домом?

— У вас есть для этого основания, госпожа?

— Ненавижу, когда ты начинаешь употреблять слова, приличествующие господину, а не рабу, — сказала Вирита. Сказала без гнева, даже без недовольства. — Лучше скажи, почему здесь, в этом сыром гроте, мне уютнее, чем в своих покоях?.. — и, не давая ему времени для ответа: — Послушай, Эрн, давай не будем возвращаться… проживем здесь хотя бы несколько дней…

— Должно быть, вы забыли, — ровным тоном ответствовал раб, — господин знает, где нас искать. И, к тому же, сочтет ваш поступок непростительным, у вас ведь гость… почетный гость.

То, что говорил Эрн, напоминало отцовские нравоучения. И эта интонация — уверенная, деловитая… Абсурд!

— Странные мысли приходят вам в голову, госпожа. Совсем скоро вам предстоит выйти замуж, вчера приехал жених, а вы рассуждаете, как замечательно было бы пожить несколько дней в каменной норе в компании раба.

Где и когда он научился иронизировать?

— Эрн, не будь злым! — Вирита вымученно улыбнулась.

И вдруг призналась:

— Мне так грустно, Эрн. Расскажи мне что-нибудь… как рассказывал раньше… доброе.

— Отчего же вам грустно, госпожа? «Счастлива рожденная среди Высших», так ведь говорят?

— Ты снова принялся говорить дерзости, — устало сказала Вирита. Она вдруг поняла: он не дерзит, он… ему тоже очень, очень грустно.

— О чем же рассказать вам, моя госпожа? Посмотрите, какое сегодня небо — чистое, высокое. Под таким небом нельзя грустить. Птицы это знают: слышите, как поют? Они счастливы и дарят счастье другим… это ведь просто, правда, госпожа?

Просто? Неужели…

— Эрн, а ты… ты счастлив?

— И да, и нет, как все люди. Мы ведь люди, госпожа, — Эрн насмешливо улыбнулся.

И Вирита снова не укорила его за дерзость. Ей показалось: он знает. Знает ответ, которого она не нашла ни в романах, ни в философских трактатах.

— Эрн, а что такое счастье?

И он не промедлил с ответом:

— Счастлив тот, кто не чувствует себя одиноким. И кого даже в самой страшной беде поддержит рука друга.

— Вокруг меня так много людей — и все равно, что никого, — вырвалось у Вириты. — Если со мной случится беда…

И вдруг:

— Скажи, а ты мог бы умереть ради меня?

— Да, госпожа.

— Не когда-нибудь, а сегодня, сейчас?

— Да.

— Ради моего каприза, по моей воле, по моему слову?

— Да.

— Ты лжешь, — отводя взор, проговорила Вирита.

— Нет.

Вирита достала из ножен на поясе узкий обоюдоострый кинжал и подала Эрну, глядя в сторону.

— Ты даже руку порезать побоишься…

— Вы приказываете, госпожа?

— Да.

Вирита едва успела обернуться, чтобы увидеть… было бы лучше, если бы — не успела. Услужливый Мар заточил клинок старательно, а Эрн, левой рукой удерживая кинжал, ладонью правой ударил по вершине с такой силой, что… насквозь! Вирита вскрикнула. Если бы Эрн поколебался хоть немного, она остановила бы его, непременно остановила, но он… Дрожащими пальцами Вирита достала из кармана кружевной платок… обычное полотно подошло бы куда лучше, крови так много…

Эрн отстранился.

— Кружева — не для раба.

— Дай руку! — велела Вирита.

— Госпожа не должна пачкать свои руки кровью раба, — спокойно, поразительно спокойно ответил Эрн.

Вирита подняла с земли кинжал, мгновение глядела на окровавленный клинок — и, резко полоснув по ладони, схватила Эрна за раненую руку. Кровь госпожи смешалась с кровью раба.

— Зачем, госпожа? — тихо спросил Эрн. Вирите почудилось: его голос дрогнул.

И — громче:

— Странные капризы. Вы ведь не ребенок. Дайте платок, я перевяжу.

— Сама справлюсь! — Вирита отвернулась.

Неловко укутала руку, попробовала завязать узелок — кончики выскользнули. Вирита села в траву и расплакалась, разрыдалась неожиданно для себя на глазах раба!

Эрн опустился рядом, осторожно связал кончики платка.

— Этот пустяк не стоит ваших слез, госпожа, — мягко сказал он.

Вирита и сама не знала, почему плачет. Но плакала и плакала. Эрн больше не пытался утешать. Молчал, но был рядом. Рядом…

Вирита встала.

— Возвращаемся, — не глядя на Эрна, бросила она.

Они возвращались домой: госпожа впереди, раб — позади, на почтительном расстоянии.

У самого дома госпожа придержала коня.

— Эрн!

Раб приблизился.

— Я вот о чем подумала, Эрн. Скоро я выхожу замуж. Мне наверняка придется переселиться в столицу, ведь господин Эрмант служит при дворе. Когда я уеду, отцу не понадобится много женской прислуги в доме, и Идма… Ты не передумал создавать пару с Идмой?

— Не передумал, госпожа, — Эрн склонил голову.