Елена Яворская - Госпожа

И вот повозка, поотстав, как полагается, от господского экипажа, въезжает во двор. Эрн… да вот он, Эрн, среди слуг. Идме кажется — он посмотрит на нее, непременно посмотрит, и… Но из экипажа выходит госпожа, слуги преклоняют колени. Идме хочется дождаться, пока госпожа войдет в дом, — может, удастся перекинуться парой слов с Эрном. Но госпожа зовет:

— Идма!

Идме ничего не остается, как последовать за госпожой в дом.

Только вечером, когда господа сели ужинать, Идма улучила минутку, чтобы проведать Эрна.

Эрн задавал корм коню госпожи. Пришлось подождать. Недолго, но все же… все же она ушла без разрешения. Идма почувствовала обиду — не на Эрна, нет, он делал то, что должен был делать, а… неужели на госпожу? Идма похолодела от этой жуткой мысли. Правильно тогда сказал Эрн: даже думать нельзя! Нельзя — и не нужно!

Подошел Эрн.

— Прости, что заставил ждать.

— Да чего уж там… — смутилась Идма. Эрн говорил так, как говорят господа: господин Эрмант постоянно извиняется перед госпожой Виритой, хотя, вроде, и не за что извиняться, просто у господ это считается признаком хорошего воспитания. Вроде бы и приятно, что Эрн говорит с ней по-особенному, но… лучше бы они поговорили, как говорят между собою слуги, тогда ей проще было бы…

— Хочешь, пойдем к реке? — вдруг спросил Эрн.

Еще бы!

Но…

— Мне надо попросить позволения у госпожи.

— Да, — Эрн вздохнул. — Да, конечно.

Идма не думала, что госпожа откажет, но… вечно эти проклятые «но»! В ответ на просьбу служанки Вирита недовольно поморщилась:

— Сегодня никуда не ходи. Подошьешь мне платье, я хочу надеть его завтра. А завтра — завтра пожалуйста, хоть с утра… Нет, с утра мне понадобится Эрн… — задумчиво проговорила она, вновь погружаясь в привезенный из столицы роман. Как замечательно, что она не ошиблась, попросив Эрманта помочь ей в подборе книг для пополнения библиотеки. Эрмант купил именно то, что нужно, — наверное, потому, что у него прекрасный литературный вкус, сонет, посвященный ей, Вирите, просто великолепен. «А может быть, потому… — ласково шепнул внутренний голос, — …что он влюблен…»

А она? Она ведь могла бы сделать прекрасный сюрприз — сочинить стихотворный ответ… а еще лучше — положить стихи на музыку, и…

С этими приятными мыслями Вирита уснула. И проснулась в отличном расположении духа, проснулась непривычно поздно, но Идму не позвала. Сидя в кровати, принялась записывать на полях книги строчки, которые появлялись будто бы сами собой… и пелись, да-да, пелись!..

Идма, несмело заглянув в комнату госпожи, услыхала:

— Завтракать пока не буду. Одеваться — тоже. Не мешай. Ах, да… можешь погулять с Эрном, вы оба мне пока не нужны. Только к обеду вернись.

— Слушаюсь, госпожа…

Вирита дописала последнюю строчку. Но отпускать чудо не хотелось. И она взяла с резного столика янтарно-золотой флакончик духов, подарок Эрманта, открыла. Знакомый горьковатый аромат, драгоценное воспоминание. Такое недавнее… и такое хрупкое…

Вирита не успела сообразить, как это случилось: флакончик выскользнул из ее пальцев и раскололся надвое.

Окно открыто. Сладкий запах садовых роз сильнее, чем… Вирита вдруг поняла, что ненавидит розы.

— Ну, Идма, расскажи о столице.

Они сидели на берегу реки под розовым кустом, посаженным Эрном для Вириты.

— Да чего рассказывать-то? — Идма смущенно улыбнулась. — Ну, дома большие, и все — представляешь, все до одного! — господские, хижин вообще нет. Много экипажей. Много господ, много рабов…

— Вот, а говоришь — ничего не видела, — ободряюще улыбнулся Эрн.

— А еще — смех да и только — собак много … не таких, как у нас, мелких каких-то, лохматеньких, их господа для красоты держат, представляешь?.. И они, собаки эти, не бегают, как у нас, где хотят, к ним рабы приставлены — ухаживают за ними, выгуливают на поводках таких длиннющих, разноцветных, как ленты… — Идма рассмеялась. — Ой, Эрн, представляешь, я сперва и не поняла, что это рабы. Там, в столице, рабы на улицу в лохмотьях не выходят, вроде как неприлично. Одеты почти как господа, представляешь?.. Я с одной служанкой в лавке разговорилась — у нее двадцать платьев, представляешь? Может и прихвастнула, но… Вот и мне госпожа денег на платье подарила…

— Красивое платье. Ты красивая, Идма… Идма, милая…

Он бережно обнял ее за плечи, его обветренные сухие губы коснулись ее губ. Она потянулась к нему — и стыдливо отстранилась.

— Идма…

— Надо возвращаться, Эрн…

— Возвращаться… — эхом отозвался Эрн. И глаза у него стали грустные-грустные.

— Эрн… — Идма привстала на цыпочки и поцеловала его. Не в губы — в щеку. И первая пошла к дому.

Эрн в два шага догнал ее и подал ей розу. Идма коснулась пальцами пурпурных лепестков. Сквозь глянцевитый холод пробивалось живое тепло.

Прежде чем войти в дом, служанка бережно положила розу в траву под старым деревом. Почему-то не хотелось, чтобы розу увидела госпожа.

Госпожа расчесывала волосы перед большим зеркалом. Идма попыталась взять в нее из рук гребень, но Вирита гневно отдернула руку.

— Я дважды звала тебя. Если мне не изменяет память, я велела тебе вернуться к обеду.

— Госпожа, простите…

— В последнее время ты думаешь не о том, как услужить мне, а о том, как бы поскорее отправиться к Эрну. Я не хочу терять хорошую служанку. Поэтому я запрещаю тебе создавать пару с Эрном.

— Госпожа! — взмолилась Идма, бросаясь на колени. Только сейчас она сообразила: никогда еще она не видела госпожу в такой ярости.

— Это даже не наказание. Я всего лишь хочу, чтобы ничто не мешало тебе выполнять твой долг. Прекрати лить слезы!

— Госпожа, лучше накажите меня, только не запрещайте…

— Ступай, принеси мне шоколаду.

— Госпожа… госпожа, я не встану, пока вы не позволите…

— Это неслыханно! — хрупкий гребень с треском сломался в пальцах Вириты.

— Госпожа!

Вирита порывисто встала, открыла дверь, крикнула лакею:

— Надсмотрщика сюда, немедленно!

И — надсмотрщику:

— Дашь ей десять плетей!

— Ей? — надсмотрщик удивился: Идма никогда не вызывала недовольства госпожи.

— Выполняй!

Идма покорно последовала за надсмотрщиком. Единственное, что сейчас ее страшило: а вдруг Эрн увидит, как ее будут наказывать?..

Вирита отбросила обломки гребня и открыла первую попавшуюся книгу.

— Госпожа! — услышала она тихий зов под окном.

Выглянула.

— Госпожа, Идма опоздала по моей вине. Пощадите ее.

— Нет. Она ослушалась — и будет наказана, — Вирита вздохнула, удивляясь своему долготерпению, — растолковывает рабу то, что он должен знать так же хорошо, как свое имя.

— Госпожа, я знаю, вы очень добрая… зачем же вы притворяетесь жестокой?