Елена Яворская - Госпожа

— И, я боюсь, что он…

— Запрети ему. Скажи: госпожа приказывает оставаться на месте. Как только я смогу покинуть особняк так, чтобы не переполошить всю округу, я приеду в грот.

Вирита постояла у порога, будто бы собираясь с силами, чтобы его перешагнуть.

— Скажи ему, Эна, — повторила она.

Эна подавила вздох сомнения. И ничего не ответила.

— Воля, глубокоуважаемый господин де Эльтран, — главная составляющая характера. Некоторые вольнодумцы пытаются противопоставить осознанную воля своеволию, но я полагаю…

— Я полагаю, вам давно пора покинуть этот дом, — громко сказала Вирита.

— Милое дитя, вам лучше? — засуетился Атерион.

— Значительно. Когда имеешь возможность сказать лицемеру, что он лицемер, а негодяю — что он негодяй, на душе становится значительно легче, — девушка взирала на гостя с верхней ступени лестницы, не торопясь спускаться. — Господин Атерион де Клайнор, вы негодяй и лицемер. К тому же у вас нет представлений о чести, иначе вы не посмели бы оставаться в доме, куда принесли беду.

— Вирита, ты все еще нездорова, — прокашлявшись, выдавил отец. — Пожалуйста, возвращайся к себе. Хочешь, я пойду с тобой, мы обо всем поговорим, а наш высокородный гость, я думаю, простит…

— О, да, конечно! Простит точно так же, как ты простил мою маму. Раньше я верила в ее вину, а теперь… теперь сама готова бежать от тебя… хоть босиком! Да только не побегу, — Вирита язвительно усмехнулась. — Я пока еще не во всем разобралась. Но одно знаю точно…

Она шагнула вперед, схватила со стола початую бутылку вина и швырнула под ноги Атериону.

— Следующая полетит вам в голову. Даже не сомневайтесь — я попаду. И еще одно. Господин де Клайнор, если вы хотя бы на словах знаете, что такое честь, соблаговолите не только покинуть мой дом, но и забыть сюда дорогу.

С этими словами она круто развернулась и подчеркнуто неторопливо двинулась к своим покоям.

Никто ее не остановил.

Вирита снова — которую уже ночь кряду? — долго не могла уснуть. Не давали покоя мысли: об Эрне, об отце, снова об Эрне… Мелькнула и угасла мысль об Эрманте — будто о случайном знакомом, с которым она не виделась давным-давно.

Хотела позвать Эну, да пожалела будить.

В беспокойной полудреме ей чудился грот… но Эрна почему-то не было…

— Госпожа!

Ей показалось, что этот голос — тоже не наяву. Но она отозвалась:

— Эрн!

Отозвалась — и поняла, что он и вправду здесь.

— Я пришел поблагодарить вас, госпожа. За все, что вы сделали для меня за двенадцать лет… за вашу жалость. И за то, что вы не оставляли попыток воспитать образцового раба. Ничего не получилось, но это всецело моя вина.

— Зачем… Эрн, я ведь велела тебе оставаться на месте!

— Я нарушил ваш запрет, госпожа. А если уж один запрет нарушен, почему бы не нарушить другой — вот я и вошел в дом. Вы не поверите, госпожа, все двенадцать лет меня мучило любопытство, и наконец…

— Тебя могли увидеть!

— И что же? — Эрн тихо рассмеялся. — Меня убили бы еще раз? Да и вы, госпожа… вам следовало бы позвать людей. Вы ведь не должны прощать рабу такую дерзость.

Не должна. Почему же сейчас она чувствует себя такой беспомощной… беззащитной?..

— Ты не должен так говорить.

— Разумеется. Раб должен молчать. Либо издавать положенные звуки. Ваши собаки обучены лаять по команде «голос». А рабы — отвечать «да, госпожа», «слушаюсь, госпожа», «как прикажете, госпожа»… Впрочем, различие между рабом и собакой есть. Собака ходит на четырех ногах, а по команде встает на две. Раб же при виде хозяина преклоняет колени. Бить собаку — бессмысленная жестокость, бить раба — полезно и поучительно… Ваш отец наставлял вас: раб — не мужчина, рабыня — не женщина. Только сам он об этом позабыл, когда…

— Замолчи! Замолчи немедленно! — не потребовала — взмолилась Вирита.

— Нет, сейчас вы дослушаете до конца, — ожесточенно проговорил Эрн. Его лицо было в тени, но голос не оставлял сомнений — Эрн разгневан. — Зачем вы сохранили мне жизнь? Не за тем ли, чтобы посчитаться с отцом? Воистину, госпожа, нет более занимательного занятия, чем распоряжаться чьей-то жизнью!

— Эрн, послушай… Эрн, мне нужно видеть твои глаза… я не могу говорить с невидимкой!

— Почему вас это смущает, госпожа? — Эрн не шелохнулся.

Вирита, не колеблясь ни мгновения, сделала шаг к нему. Он отступил на два шага.

— Впрочем, вас не так-то просто смутить. Вы стоите передо мной едва одетая — и не смущаетесь… Или все-таки раб — не мужчина?

— Эрн!..

— Замечательную кличку вы когда-то придумали мне, госпожа… Коротко, звонко… А главное — вам нравится.

Эрн помолчал. Вирита вдруг поняла, что сейчас… вот сейчас он скажет самое главное — и ей стало страшно.

— Я пришел проститься с вами, госпожа, — в голосе Эрна не было злости, только усталость.

— Почему?.. — едва слышно вымолвила Вирита.

— Вы по-прежнему претендуете на мою жизнь?

— Эрн… Куда ты пойдешь?

— Не пытайтесь выяснить, госпожа… если действительно желаете мне добра.

— Но ты же обещал…

Молчание.

Вирита бросилась к шкафу.

— Вот, возьми, — она протянула Эрну кошелек.

— Вы щедры, госпожа, — Эрн снова насмехался. — Только я и так вознагражден сверх всякой меры.

Кошелек тяжело упал на пол.

— Я не думала, что ты можешь быть таким… таким безжалостным… Я не верю, что ты уйдешь…

— О какой безжалостности вы говорите? Это жизнь, госпожа. Ваша жизнь. Не правда ли, без украшений она выглядит довольно убого. Я претендую на другое — не знаю, лучшее или худшее. Но — на другое.

— Эрн, не оставляй меня, — Вирита схватила его за руку. И поняла — не удержит.

— Опомнитесь, госпожа. Завтра вам будет стыдно об этом вспоминать, — Эрн отстранился.

— Не уходи, Эрн, прошу тебя, не уходи… — твердила Вирита.

Знала, что он уже не слышит, но продолжала повторять. И ждала, до самого утра ждала, когда он вернется.

Эрн не вернулся.

Далеко за полночь хозяин уединенного лесного домика был разбужен стуком в дверь.

Пес насторожился, но не залаял. Значит, гость хорошо ему известен. Эрн.

— Что-то ты сегодня припозднился, — Учитель, по своему обыкновению, не выказал удивления.

— Я разбудил вас? Простите.

— Надеюсь, причина достаточно весомая? — мужчина усмехнулся.

— Надеюсь, — в тон ему ответил Эрн. — Я пришел попрощаться.

— Припоминаю, мы уже прощались. И, как вижу, ты до сих пор не уехал. Так куда же тебя усылают? В Восточное имение, как и предполагалось?

— Никто меня не усылает.

— Неужели сбежал? — иронически полюбопытствовал Учитель. Он не верил, что Эрн может решиться… уже не верил.

— Ни в коем случае. Меня убили.

Впервые Эрн видел Учителя в таком изумлении — изумлении, которое невозможно скрыть.