АlshBetta - Hvalfanger / Китобой [СИ]

— А я не верил, когда говорили, что в России — лучшие женщины, — большая мужская ладонь зарывается в ее волосы, пробирается сквозь пряди, поглаживая кожу. Легко сжимает их.

Уловив по голосу, что уже можно, девушка поднимает голову.

— Точно так же, как и я, что викинги — лучшие мужчины, — с улыбкой докладывает, всматриваясь в темноту глаз и любуясь той печатью полного удовлетворения, испытанной животной страсти, что накладывает на них недавнее действо. — У меня слов не хватает, Сигмундур…

— К черту слова, — рыкает он. Толкнувшись, переворачивает их на другой бок. Теперь снизу Берислава, а он, во всей своей звериной красоте, нависает над ней. Девочка вдохновляется и ситуацией, и сравнением.

Китобой наклоняется, целуя ее лицо и постепенно спускаясь ниже. Держится на руках, твердо намеренный ни в коем случае не причинить боли, придавив, а она любуется этими руками. И волосами, что завесой скрывают их от всего мира, и губами. Требовательными даже теперь.

Девушка ласкает его спину, ведет линии по ребрам, опускается к бедрам… Сигмундур чуть придвигается, облегчая ей задачу.

А потом вдруг гортанно смеется.

— Ты что? — Берислава смущается, с интересом глядя ему в глаза.

— Ты боишься?

— Чего?

— Этого, — он ловко передвигает ее пальцы на собственные ягодицы. В какой-то степени то, как она изучает их упругость, ему льстит.

— Нет…

— Берислава, — загадочно блеснув глазами, Сигмундур отстраняется. Поднимается выше. — Поворачивайся.

Девочка теряется вконец.

— Эй…

— Эй, — передразнивает он, — тебе нечего опасаться. Поворачивайся.

Это ее успокаивает.

Как создание послушное, пусть и введенное в недоумение, Берислава все же исполняет просьбу. И почти сразу же неровно выдыхает, когда небритым подбородком и мягкими губами мужчина принимается прокладывать по нижней части ее спины умелые дорожки поцелуев.

— Нравится?

Девушка смущенно смеется, уткнувшись лицом в подушку.

— Ага…

— Ага, — дразнится Сигмундур. — Видишь, и ничего страшного.

Зеленые глаза поблескивают огоньками хитрости. Немного покраснев, но не оставляя своей затеи, Берислава изворачивается, сжимая его кожу в прежде смущающем месте.

— Быстро учишься, — хвалит китобой. И, встав на колени, собственноручно переворачивается девочку обратно. Валится на простыни вместе с ней.

Берислава очаровательно смеется, устраиваясь на его груди, а сам Сигмундур обхватывает такое дорогое создание обеими руками, крепко целуя в лоб.

Еще один день прошел. И она рядом, что исключает возможность сна. Окажись все это, каждый миг, каждая секунда — видением — он бы больше никогда не проснулся.

Каждый раз оставляя Бериславу одну возле самого леса, вдалеке от цивилизации и помощи в принципе, он тихо себя ненавидел. И хоть оставил все нужные номера телефонов, в том числе — свой, а мобильный перевел в режим усиленного звука и никогда вызовов не пропускал теперь, на сердце все равно было неспокойно.

Берислава была дорога ему. Очень дорога. И настолько же — беззащитна, беспомощна, фактически. Первый же волк… первый же поганец-человек…

Китобой впервые за столько лет всерьез задумался о переезде со своего хутора поближе к людям.

— Можно впустить Кьярвалля? — Берислава скребется у его плеча, просительно всматриваясь в лицо.

Сигмундур хмыкает. Еще раскрасневшаяся после недавнего секса, но такая умиротворенная, она снова само воплощение красоты. Он никогда свете не встречал такой женщины.

— Ладно уж, — посмеивается, разжимая объятья.

Довольная Берислава соскакивает с постели, направляясь к двери. И, стоит ей распахнуть ее, сразу же счастливый собачий визг заполоняет все пространство вокруг.

Сигмундур напряженно потирает виски. Идея взять щенка в дом уже не кажется ему такой гениальной, как неделю назад. Бериславе было скучно в четырех стенах, в лес она ходить была не намерена, а до города в часе ходьбы вряд ли бы дошла в принципе… и Сигмундур притащил это визжащее создание с серебристой шерсткой домой. Всю дорогу к хутору щенок, жалобно поскуливая, грелся у его груди, прячась сразу же, как взметывался столб снега, и китобой уже тогда начал сомневаться, что это настоящий сибирский хаски. Неужели и он, как хозяйка, боялся холода?..

Берислава визжала от радости точно так же, как и сам щенок. Она столько раз поблагодарила его и поцеловала в тот день, что мужчина окончательно растаял. Той ночью он чувствовал себя самым счастливым, не глядя даже на то, что щенок скулил до самого рассвета. Делать подарки — это приятно. Тем более, еще ложась в постель, Берислава призналась ему, что всю свою жизнь мечтала иметь собаку. А он эту мечту исполнил.

…Мокрый розовый язычок, предварительно облизавший черный нос, скользит по его щеке. Игнорирует бороду.

— Кьярвалль, — Берислава смеется, забирая от него, предвидя реакцию, хаски. Сажает к себе на колени, любовно поглаживая густую шерстку. Этот мелкий скунс доказал свою принадлежность к породе на следующий день — едва не утонул в снегу, играясь с невесомыми комками снежинок.

— Ты же не положишь его спать здесь, правда? — брезгливо вытерев лицо, китобой морщится.

— У него свой домик, — девушка опускает щенка на подушку-постельку напротив изголовья, на полу, погладив по голове, — будет спать в нем. Не бойся, тебя согревать — мое дело.

— Меня согревать… — Сигмундур фыркает, но приветственно раскрывает девочке объятья. Его греет уже само чувство, что она рядом, близость живого тела, нежного, доброго… и самого сексуального, которое только можно поискать.

Берислава натягивает свою пижаму, хохотнув, и забирается к нему. Кьярвалль, уже приученный парочкой незаметных для хозяйки тумаков от Сигмундура, с места не двигается.

— Прячешься?

— Просто сегодня ночью минус тридцать пять, — Берислава утыкается носом в его ключицу, любовно целуя кожу, — и даже камин не всегда помогает…

— Я сегодня мало затопил?

— Нет, в самый раз. Но голышом все равно не вариант.

В принципе не в состоянии понять того, как можно испытывать холод при таком раскладе, Сигмундур ничего не отвечает. Принимает, что это ее особенность, как маленькой и худой. Еще и мясо не ест. Скоро растает.

— Как прошел день? — Берислава задумчиво поглаживает его грудь, вслушиваясь в ровное биение большого сердца.

— Мимо. Никто не попался.

— Даже киты мерзнут…

— Или покидают залив… тогда это плохо.

Он поджимает губы, представив, что будет, если киты действительно оставят насиженное место. Он как минимум потеряет работу.

— Не думаю, — девушка вздыхает, легонько поцеловав его челюсть, — я сегодня прочитала, что они водятся здесь испокон веков. Каждый год приплывают.