АlshBetta - Hvalfanger / Китобой [СИ]

— Отцу нужно было место, откуда я не убегу. На год, дабы уладить все вопросы, — бурчит она.

— В Гренландии? Ты же боишься холода…

— Зато здесь тихо и спокойно, как он сказал. И буду привыкать к климату Исландии.

— Он гораздо мягче.

— Ему-то откуда знать? — Берислава все же изворачивается, и обиженно, и с горечью взглянув на Сигмундура, — он меня искать не будет… ему сказали, я утопилась в океане.

Она закатывает глаза. Сглатывает, ненавидя тишину.

— И что теперь? Выгонишь меня?

— С чего бы?

Девушка настороженно глядит на китобоя, не понимая, шутка это или нет. Ежится.

— Не выгоню, — мягко поправляется мужчина, завидев, что ей нужно, — наоборот, я бы хотел предложить тебе здесь остаться… хотя и дом неказист, и климат суров, и меня целый день по будням нет дома…

Ее глаза зажигаются двумя изумрудами. Очень, очень быстро.

— Зато ты дома по выходным, — отпуская невеселые мысли о прошлом, Берислава вдруг проникается будущим. Обнимает его за шею, возвращаясь в прежнюю позу, и посмеивается. Снова радостная, — этого мне достаточно. Я останусь.

…Тогда они еще не знают…

Да, да, тогда они еще определенно не знают…

Они не могут знать, никто из них, что через десять лет, когда окончательно переберутся в Нуук, в свой большой и красивый дом красного цвета с синей крышей и видом на океан…

Когда свяжут себя узами брака в каменной церквушке у подножья ледника…

Когда на свет появится малыш Севостьян, крупный малый с глубокими зелеными глазами и черными кудрями, к году начавшими чуть подвиваться…

Когда по сценарию Бериславы захочет снять кино сам Иггмар Бергман, четырехкратный обладатель «Оскара» за лучший иностранный фильм…

Когда Берислава, обнимая мужа, услышит от журналистов вопрос, чем же все-таки была эта история о китобое, основанная на реальных событиях…

Когда повернется к Сигмундуру, взглянув на него с улыбкой, и попросит ответить…

Тогда и только тогда, спустя столько времени, он с обожанием во взгляде скажет, прежде чем ее поцеловать:

— Это была любовь.

Поистине ледяной китобой Сигмундур однажды спасает на корабельной базе странную девушку… что было дальше, нам известно. Но как же Бериславе на самом деле удалось растопить ледяное сердце китобоя?..

В маленьком домике у кромки леса, с покатой крышей, тремя окнами по периметру и круглым деревянным крыльцом, горит свет. Среди темноты позднего вечера и зарождающейся снежной бури, ставшей в последнее время почти обыденностью, он манит своим теплом и комфортом.

По глубокому снегу, навстречу острым снежинкам, спешащим к разбушевавшемуся к ночи морю, Сигмундур уверенно идет вперед. Снег безбожно залепляет глаза, холодит руки без перчаток, попадает холодным дуновением смерти за шиворот… а ему все равно. Он почему-то весело улыбается.

Таких странностей китобой не замечал за собой ни разу в жизни. Ни в детстве, ни в юности ему не могло доставить удовольствие простое общество женщины, без секса и намека на него. Никогда прежде он не изменял мечтам о хорошем перепихе с проституткой Ингрид в пользу банального поцелуя в щеку, который, как это ни странно, воспламенял все внутри и согревал так, как даже коньяк не всегда справлялся.

С появлением в его жизни Бериславы — столь же необыкновенной, сколь необыкновенное ее имя — все перевернулось и закрутилось в другую сторону, пошло по другому пути. И сейчас, каждый день засыпая и просыпаясь рядом с той, кто среди его китово-кровавой вони различает лишь зеленое яблоко и капельку мускуса, Сигмундур чувствует счастье. Никогда он не согласится этот путь изменить.

…Ветер сегодня просто адский. Немудрено, что не удалось загарпунить ни одного кита. В такую погоду снижается человеческое внимание, а животные уходят глубже, реже появляясь на поверхности. Минус тридцать. В конце марта.

Китобой ежится под своей пуховой курткой, частым морганием прогоняя снежинки с лица. Они тают, едва касаясь его кожи, но свой след оставляют. И ветер неустанно его холодит.

Двадцать пять шагов, не больше. И дома.

Это придает решимости и сил. Проработав на износ свои двенадцать часов, Сигмундур радуется их неожиданному приливу.

Правду говорят, что длительный отдых лишает прежней сноровки. Расслабленный, разнеженный теплыми вечерами и веселыми днями с Бериславой, Сигмундур и через три недели после их совместной ночи не может взять себя в руки. Может, дело в том, что она постоянно повторяется?..

Рагнар злится. Но Рагнар — импотент. Ему можно.

С ухмылкой прищурившись, мужчина преодолевает последний холмик перед домом. Ни у кого нет такой женщины. И ни у кого из китобоев, капитанов и даже вышестоящих не будет. Девственность им не подарят даже за золотые слитки… а ему подарили.

Китобой пересекает преграду из каменного заборчика, выстроенного, но недостроенного прошлым летом, и сразу же слышит собачий лай. Кьярвалль неусыпно бдит, не глядя на то, что размером еще не больше кошки.

В домике зажигается больше света, вспыхивает фонарь над крыльцом. И кто-то быстро, не щадя пальцев, отпирает засовы, стараясь поскорее распахнуть тяжелую дубовую дверь.

Сигмундур останавливается на подступах лестницы, намеренно не проходя ближе, к области, что видна из глазка. Ждет.

…А хозяйка все равно открывает.

Берислава стоит на порожке, разделяющем крыльцо и прихожую, в темном шерстяном свитере и синих джинсах, волосы волнами рассыпались по плечам, а под мышкой — вырывающийся пушистый щенок с серо-голубыми глазами.

— Привет! — завидев мужчину, недовольно подпирающего собой одну из балок крыльца, зеленые глаза Бериславы загораются, а улыбка становится ярче. Она ждала его.

И хоть такое обстоятельство крайне китобою приятно, это не отменяет ее непослушания. Снова.

— Ты не посмотрела в глазок.

— Я посмотрела.

— Но никого не увидела, потому что я стоял дальше.

— Я знаю, что это ты, — она закатывает глаза, мягко посмеиваясь, — Сигмундур, заходи, холодно же…

— В следующий раз это могу быть не я, — упорствует мужчина, — как ты должна поступать? Скажи мне.

Берислава тяжело, как обиженный ребенок, вздыхает. Ее веселье куда-то пропадает.

— Посмотреть, убедиться, спросить… и открыть.

— Только потом открыть, да. Не сначала.

Кьярвалль на его грубый голос, четко указывающий на ошибку, обиженно подвывает. Мало того, что его не замечают, так еще и ругань кругом.

Девушка, крепче прижав пса к себе, отступает в дом.

— Ты поняла меня?

— Да, — Берислава, хмуро глядя в пол, кивает.

Мужчина переступает порог, запирая за собой дверь, хоть больше внутрь она его и не зовет. Спускает с рук щенка, дозволяя коготками лапок начать царапать ногу хозяина, а сама недвижно стоит у стены. Лицо бледное, а на щеках румянец.