Лорин Кенан - Незнакомка в роли жены

Колокол на башне церквушки, что стояла через улицу, внезапно пробудился и заговорил, и Лорел стряхнула с себя сонное оцепенение, потянулась и бросила кисти в специальный раствор, чтобы их промыть. Сидя перед мольбертом, она продолжала рассматривать картину и отмечала: что ж, уже неплохо. Некоторые детали можно доработать, но в целом работа хороша. Глядя на нее, кажется, что вокруг и вправду осень, и воздух терпок и свеж. Спасибо Уэйду, благодаря ему Лорел сможет написать еще много картин. Портрет его самого, застигнутого врасплох ее неожиданным поведением или потирающего голову после столкновения со столом в темном коридоре. Однако чего Лорел не могла нарисовать — и забыть, — был последний взгляд Уэйда, брошенный ей при прощании. Он был разозлен ее обманом и не мог поверить в ее предательство, и боль эта отражалась на его лице как никогда ясно.

Аккуратно занавесив полотно тканью, Лорел принялась споласкивать и сушить кисти. Выходя, она выключила свет. Завтра наступит воскресенье — единственный день недели, наступления которого Лорел ждала со страхом. По воскресеньям не приходили дети, не появлялись покупатели, и колокольчик над дверью не оглашал студию мелодичным перезвоном. Бет тоже проводила выходной день дома, и некому было напомнить Лорел об обеде. Это был день воспоминаний — и отчаянных попыток все забыть. Его нужно было просто пережить. По шестнадцать часов Лорел стояла у мольберта, и на полотне оживали дни, проведенные с Уэйдом, — сладкие и горестные моменты. В этом своеобразном вакууме не было места боли — если только она не расслаблялась и не впускала ее в душу, где практически не осталось нетронутого места.

Выпроводив Викторию, Уэйд предоставил охране и адвокатам взять дело в свои руки. Сам же он не переставал думать о Лорел, о выражении своего лица, когда он крикнул обеим женщинам убираться. Лорел выбежала из кухни, и больше они не разговаривали. Прошел уже месяц, но боль все не утихала. В глубине сознания тихий голосок нашептывал Уэйду, что он должен радоваться, ведь этот кошмарный обман закончился. Но это был голос рассудка. Сердце же говорило совсем другое: что нужно разыскать Лорел. Она, как и он сам, оказалась орудием в коварных руках. Ведь Уэйд никого и никогда не любил, кроме нее, и был уверен, что его чувства взаимны. Были взаимны — до той минуты, пока он, утратив над собой контроль, не прогнал Лорел. Захочет ли она теперь с ним разговаривать?

На тумбочке в спальне Уэйд нашел кольцо — и сердце его подпрыгнуло. Украшение недешевое, его можно было бы выгодно продать. То, что Лорел оставила его, о чем-то да говорит… Виктория утверждала, что она отказалась от предложенных денег. Стала ли она пешкой в руках тетки? А эта авария? Кто виноват? Притворялась ли Лорел или и впрямь ничего не помнила? Нет. Тут нужны недюжинные актерские способности. Ей и впрямь понравилось ранчо, общение с лошадьми, горный бассейн — все то, что было дорого и Уэйду. В глубине души он отдавал себе отчет, что похожей на Лорел он не найдет. Но что это означает? Искать ее? А если она не станет с ним разговаривать?

Подняв трубку, Уэйд набрал номер охраны.

— Мэтт? Мне нужно кое-кого найти, и быстро.

Лорел была так зла на подругу, что готова была что-нибудь разбить. Сколько раз она повторяла, что согласна на выставку своих работ, но ни за что не покажет публике картины, на которых изображено ранчо и сам Уэйд, и вот Бет, действуя украдкой, сговорилась-таки с миссис Бриджмен и организовала показ всех полотен. Причем не в маленькой студии, а в художественной галерее Далласа. Нужно было немедленно ехать туда и попытаться помешать выставить картины на всеобщее обозрение.

Было всего три часа дня, но Лорел решительно заперла дверь студии на ключ, повесив табличку «Закрыто», и поспешила к машине. От Ваксахачи до Далласа около часа езды, если не больше. Выведя автомобиль с парковки, она устремилась на юг. Около пяти вечера она была уже у галереи и заметила машину Бет, припаркованную у здания.

— Что думаешь? — как ни в чем не бывало, спросила подруга, увидев вошедшую Лорел. — Здесь чудесно, правда?

— Где они?

— Там, дальше. О, перестань Лорел, ну не сердись. Ты достойна этого, ты всю жизнь к этому шла.

— Но не с этими картинами. Бет, ты не понимаешь. А я так надеялась…

— Перестань. Мы выставили несколько полотен, написанных до аварии, и несколько из тех, что были созданы после. Тебе отвели целых две стены! Мне кажется, зрелище потрясающее.

Лорел завернула за угол — и замерла, увидев свои пейзажи, натюрморты, портреты. Там была и одна из ее любимых картин, изображающая женщину, сидящую на каменной стене с розой в руках, — силуэт ее четко вырисовывался на фоне заката.

— Как долго? — спросила она Бет.

— Показ будет всего два дня, оба выходных. Точнее, три — в пятницу, субботу и воскресенье.

Всего было выставлено семь картин — среди пейзажей висели и маленькие наброски, изображающие шишки на ветке, покрытые утренней росой.

— Вот эта прекрасна. — Бет указала на изображение лошади и жеребенка. — И еще мне очень нравятся эти загадочные незнакомцы.

Она повернула Лорел к другой стене, на которой висели два портрета. Сердце девушки оборвалось — на нее с полотен смотрел Уэйд. Картины были очень разными. На первой он представал холодным, привыкшим повелевать и распоряжаться состояниями и международными корпорациями, человеком, приближенным к крупным политическим деятелям. На второй же он был беззаботным и счастливым — казалось, его заботят лишь интересы семьи и друзей. Этот парень в потертых джинсах и рубашке с распахнутым воротником мог в мгновение ока вспрыгнуть на мотоцикл или в седло и помчаться на пастбища. Он был абсолютно счастлив гармонией в мире, судил о других по их словам и поступкам. Именно в него влюбилась Лорел — и его же ранила.

— Лорел, это он?

Она молчала, ощущая, как в ней пробуждается страх. Если только Уэйд узнает, он ее возненавидит. Хотя что ей терять? Да и в конце концов, это ее картины. А она может, если хочет, показать миру, каким неоднозначным, прекрасным и любящим является Уэйд Мастерз.

— Да, — наконец ответила она.

— Который из них?

Лорел перевела взгляд с одной картины на другую.

— Оба.

Уэйд никогда не видел ничего более удивительного: целая секция галереи «Монтерелла арт» была посвящена изображениям его дома — на них представали водопады, бассейны, долины и сосновые рощи. Подробные пейзажи ранчо, навсегда запечатлевшие самые красивые уголки: старую охотничью лачугу, скалы, с которых открывался вид на долину, раскинувшуюся внизу.

Когда ему впервые сказали, что в галерее представят работы новой художницы, он посмотрел на Сильвию Филдз, старшего ассистента, с нескрываемым удивлением.