Софи Пемброк - Подмени моего жениха

— Пятидесятых годов, может быть, — признал Купер. — Пожалуй, это скорее ностальгия, чем реальность.

— Возможно, ты прав. Тем не менее приятно помечтать. — Она выглядела странно задумчивой, слушая песню о потерянной любви и душевной боли.

— Значит, такой ты представляла жизнь в Америке? Превратиться в типичную домохозяйку, печь яблочные пироги и водить машину с открытым верхом?

Донна рассмеялась.

— Думаешь, я бы согласилась выйти за Джастина, если бы это было так? Вы же не такой жизнью живете, да?

— Видимо, да. — Братья Эдвардс всегда много работали, хотя и про отдых не забывали. До Рэйчел, конечно. Потом работа у Купера вышла на первый план.

— Я выросла на рассказах моей мамы. Она американка, я ведь говорила тебе. Она выросла здесь в шестидесятых, и, судя по всему, мама именно такая типичная американская домохозяйка. Думаю, ее семья была квинтэссенцией среднего класса. Типичная американская семья.

— Интересно, что ее привело в Англию?

— Мой папа. Они встретились, когда он приехал сюда, влюбились, и она согласилась выйти за него всего через две недели после знакомства. Ее родители подумали, что она сошла с ума.

— Ничего удивительного в этом нет, — заметил Купер. Он сделал Рэйчел предложение всего через месяц. И вот что из этого вышло.

— Но она настояла на своем. Они собрались и через месяц вместе уехали в Англию. — Донна помолчала немного. — Моя свадьба… Она впервые почти за сорок лет вернулась сюда.

Купер удивленно поднял брови.

— Вот это да. Вот что значит «сжечь все мосты», да?

Донна смущенно пожала плечами.

— Наверное, дедушка и бабушка были категорически против ее брака. Но она рассказывала о своей жизни в Америке так, что я будто видела все своими глазами. И поэтому когда получила возможность поработать здесь, я даже не задумалась.

— Тебе удалось встретиться с местными родственниками?

— Нет. — Донна отвернулась к окну. — Мамины родители умерли много лет назад, она была единственным ребенком. Я хотела приехать сюда ради себя самой, посмотреть, на что это похоже. И встретила Джастина.

— И влюбилась без памяти. — Купер даже не потрудился сдержать сарказм.

Впрочем, Донна даже не заметила и смущенно улыбнулась.

— Да уж. Самое забавное: все произошло так быстро. И потом Джастин. Его мир не был моим, и иногда я чувствовала себя чужой. Но потом поняла, что мои страхи не могут сравниться с тем, что пережила моя мама во имя любви. Поэтому я просто позволила себе плыть по течению. Конечно, теперь можно сказать, что зря. — Ее улыбка стала печальной.

— Стала бы ты что‑то менять, если бы знала, что все так получится?

Донна прикусила губу, обдумывая вопрос.

— Нет.

Значит, она ничего бы не изменила? Снова рискнула быть брошенной в день собственной свадьбы, а потом уехать с его братом? Кто в здравом уме навлек бы на себя эту участь дважды?

Что ж, похоже, имя ей Донна. Поскольку, как ни старалась, она не могла представить свою жизнь без всякого шанса найти вечную любовь. Не могла лишить себя возможности обрести счастье.

— Смешно, — улыбнулась она. — Все эти годы я думала, что не похожа на маму и сестер. Но, может быть, у меня с ними больше общего, чем мне казалось.

— Вы все слишком быстро влюбляетесь? — спросил Купер.

Донна понимала, что он язвит, хотя и прав.

— Мы все идем на риск ради любви, — поправила она. — Некоторые чаще других.

— Значит, с тобой такое часто случается? — Купер не выглядел удивленным, словно убедился в своем давнем подозрении. Хотя Донна не представляла, почему он думает о ее прошлых романтических неудачах.

— Не так уж и часто. Скажем, мне не всегда везло в любви.

— Это заметно, — сухо заметил Купер.

— Что это такое? — неожиданно спросила Донна.

Купер даже не взглянул туда, куда указывала она. Видимо, знал, что она видит.

— Это гигантская голова Авраама Линкольна.

На обочине дороги стояла огромная статуя, презрительно их разглядывающая.

— Я боялась, что именно это ты и скажешь. — Донна уставилась на нависшую над ними статую. — А почему она там?

Купер пожал плечами.

— Сложно сказать. Кажется, ее перенесли сюда с шоссе имени Линкольна.

Америка. Возможно, ее мама была права, сбежав отсюда.

— Это страна крайностей. Крайнее богатство, крайняя нищета, экстремальные температуры.

— И странные статуи, — закончила Донна. — Я поняла.

— Погоди, увидишь, что будет дальше. — Купер ухмыльнулся ей и снова перевел взгляд на дорогу.

Донне не пришлось долго ждать.

— Ладно, это не так странно, как гигантская голова. А это что?

— Это дерево. В Англии таких нет?

— У нас они не растут из сплошного камня посреди дороги!

Они находились в центре Вайоминга, окруженные ярко‑голубыми небесами и обожженной коричневой землей. И там, прямо в центре главной магистрали И‑80, стояло дерево. Корявое и кособокое и, возможно, немного низкорослое, но все равно живое. Произраставшее прямо из гранитной глыбы.

— Да уж, тут нужна стойкость. — Донна рассматривала дерево. — Даже дорога уступила ему место.

— Говорят, когда здесь строили первую железную дорогу вдоль данного маршрута, рабочие были настолько впечатлены этой упрямой маленькой сосной, что вручную перетащили рельсы подальше, чтобы ей не мешать. — Даже Купер восхищался храбростью дерева. — К тому моменту, когда на этом месте решили проложить межштатную магистраль, дерево было слишком знаменито, поэтому они пустили дорогу в обход.

— Вот оно что. — Дерево исчезло из поля зрения, и Донна, снова устроившись на своем сиденье, задумалась.

— Это просто дерево, Дон.

— Нет, не просто. — Она интуитивно чувствовала, что это нечто большее. Притча. Обещание. — Это надежда.

— Надежда? — Тон Купера стал еще пренебрежительнее обычного, хотя Донна не была полностью уверена, что такое возможно.

— Да, именно надежда. — Чем больше она повторяла эту фразу, тем больше убеждалась в ее правдивости. — Подумай только, сколько семян упало в эту почву и попыталось укорениться, но не смогло. Сколько молодых побегов не пережило первую зиму. А какое количество семян приземлилось на камни и просто сгнило! А это семя, вопреки всему, проросло. Это дерево выросло в самом неподходящем месте, преодолев все невзгоды, и, таким образом, дарит людям надежду. Обет выживания, вопреки всем невзгодам. Вот она, живая американская история на примере ботаники.

Купер рассмеялся.

— Может, ты и права.

— Конечно, права. — Если даже у дерева получилось, так почему бы и ей не справиться? Эта маленькая сосна не сдалась, так почему Донна должна? — Неужели ты никогда не добивался успеха, вопреки всему? Вопреки всем, кто в тебя не верил?

Зря она спросила. Купер замкнулся в себе.