Джеки Эшенден - Один шанс на соблазнение

Данте продолжал мыть Стеллу, и она не сопротивлялась. Она вообще не двигалась, только с наслаждением вздыхала, когда он втирал шампунь ей во влажные волосы.

– Почему ты так добр ко мне? – вдруг спросила она, когда он поднял ее на руки и понес в спальню.

– Потому что ты беременна, потому что ты утомлена и потому что о тебе надо позаботиться.

Данте вошел в спальню, из окон которой открывался вид на Рим. Напротив окна стояла огромная кровать с пуховым одеялом и мягкими подушками – он любил комфорт.

– Не надо обо мне заботиться, – сонно пробормотала Стелла, когда он откинул одеяло и уложил ее на кровать.

– Надо, ради ребенка.

Данте накрыл ее и убедился, что ей удобно. Он игнорировал желание забраться в постель, лечь рядом с ней и прижать к себе ее теплое обнаженное тело. В общем, защитить ее, пока она спит. Поэтому он собирался выйти из комнаты, но Стелла в последний момент схватила его за руку.

Он замер, пристально глядя на нее.

– В чем дело?

На лице Стеллы появилось странное выражение.

– Не уходи…

Для Данте эта просьба стала сюрпризом.

– Почему?

– Просто… – Она отвела взгляд, хотя и продолжала держать его за руку. – Мне… холодно.

Он сомневался в том, что ей может быть холодно, и понимал, что ему не следует потакать ей. Что нужно повернуться и уйти. Однако вместо этого он высвободил свою руку, откинул одеяло и лег в постель рядом с ней. Стелла сразу повернулась на бок и спиной прижалась к нему, а попкой – к его мгновенно набухшему члену.

Данте не привык отказывать своему телу в удовлетворении физических желаний, но сейчас он поступил именно так, подавив стон, и жестом собственника положил ладонь на ее голый живот.

Он защищает ее только ради ребенка, заверил он себя. Исключительно ради ребенка.

Однако, когда дыхание Стеллы выровнялось, он думал вовсе не о ребенке, а о ее соблазнительном теле. И о том, что она продолжает держать его за руку.

Как будто боится отпустить.

Когда Стелла проснулась, всю комнату заливало солнце. Она лежала посередине просторной кровати и была полностью обнажена.

И рядом никого не было.

Что ее обрадовало. Воспоминания о прошлом вечере пронеслись в ее голове, как яркие кинокадры. Вот Данте страстно овладевает ею на столе на террасе. Вот Данте с яростью смотрит на нее и спрашивает, что она творит с ним. Вот Данте берет ее на руки и несет в душ, моет ее, а потом заботливо укладывает в кровать.

Вот он с удивлением смотрит на нее, когда она берет его за руку и просит остаться.

Стелла не могла понять, что с ней произошло. Почему она позволила Данте вымыть ее и уложить в кровать, как ребенка? Что заставило ее попросить его остаться с ней? Зачем она так поступила?

Действительно, после двух оргазмов она чувствовала себя вымотанной, и у нее ни на что не было сил. Потом он взял ее на руки, прижал к своей мускулистой груди, и она почувствовала себя… в безопасности, окруженной заботой.

Это было странное, пьянящее ощущение.

Никто никогда не заботился о ней, даже в детстве. Ни мать, которая только и делала, что прыгала вокруг брата, ни отец, который не желал тратить время и силы на какую‑то девчонку. Так как брат был наследником и, следовательно, играл более важную роль, она никогда не сомневалась в правильности расстановки родителями приоритетов. Если ей и хотелось, чтобы кто‑то из родных обнял ее и сказал ласковые слова, она прогоняла это желание.

Только вот у нее плохо это получалось. Потребность в любви – это была ее слабость. Ее изъян. Из‑за этой слабости брата схватили, у матери было разбито сердце, а отец стал еще более холодным и жестким с ней, чем раньше.

Стелла думала, что за долгие годы преодолела в себе этот изъян, и не понимала, что заставило ее капитулировать перед Данте прошлой ночью. Что заставило ее расслабиться, впитывая в себя его тепло и прижимаясь к его мускулистому телу. Возможно, причина в том, что она открыла для себя власть над ним, что ей удалось содрать с него маску ленивого плейбоя и увидеть его в истинном обличье.

Какова бы ни была причина, такое не должно повториться.

Стелла закрыла глаза и приказала себе не вспоминать, как он ласкал ее, как двигался в ней, как брал у нее то, что хотел…

Нет, такое точно не должно повториться.

– Ты проснулась?

Стелла села и закрылась простыней, хотя и знала, что это бесполезно, если учесть, что Данте мыл ее в душе.

Он стоял в дверном проеме и наблюдал за ней. Руки он держал в карманах темных брюк. Его красивое лицо ничего не выражало, поэтому Стелла не поняла, о чем он думает.

– Да, – холодно ответила она. – Я проснулась.

– Послушай, котенок, не морочь мне голову, не строй из себя снежную королеву, – весело сказал он, улыбаясь. – Тем более после такой ночи.

Стелла покраснела.

– Тебе что‑то надо от меня? Я хочу одеться.

Улыбка исчезла с лица Данте. Она догадалась, что он собирается заговорить о чем‑то важном.

– Я тут много думал, – сдержанно произнес он. – Насчет того, как быть дальше.

Воздух между ними пронзило напряжение, которое с каждым мгновением становилось все ощутимее. Стелла судорожно сглотнула.

– С чем быть дальше?

– Я же попросил тебя не играть со мной в игры. – Глаза Данте недобро блеснули. – Ты отлично понимаешь, о чем речь.

Стелла вцепилась в простыню, прижимая ее к груди.

– Ты имеешь в виду ребенка?

– Да, ребенка.

Данте привалился к косяку. Сегодня на нем была темно‑голубая сорочка, и Стелла непроизвольно устремила взгляд на треугольник загорелой кожи, видневшийся в расстегнутом вороте. Ей тут же вспомнилось, каково это – гладить его упругое тело, и у нее пересохло во рту, а по коже пробежали мурашки.

– Когда нашу семью выслали с Монте‑Санта‑Марии, – продолжил он, словно не замечая, как она пристально смотрит на его шею, – мы обосновались в Милане. Однако, как тебе известно, смена жизненного уклада пришлась моей матери не по душе, и через год или около того она решила отправиться на поиски лучшей жизни. – Взгляд его темных глаз ничего не выражал. – Меня она забрала с собой, оторвав от дома и от всего, что мне было дорого, и у меня началась жизнь, лишенная стабильности и защиты. Ее больше интересовали выпивка и грубые мужчины, чем собственный ребенок и забота о нем.

Голос Данте звучал слишком отстраненно, и Стелла против воли ощутила то же любопытство, что и в ту ночь, когда он с такой же бесстрастностью излагал факты своей жизни. Она сразу же поняла, что это ошибка с ее стороны. Факты она и так знала – собрала в Сети, – а вот узнать что‑то, кроме фактов, желания у нее не было. Потому что Данте мгновенно становился личностью, и допускать это было нельзя.

– Ужас какой! – Она не представляла, что еще сказать. – Но какое отношение это имеет к ребенку?