Софи Пемброк - Самый нежный поцелуй

– Что угодно, только не пирог, – попросила она.

В ответ Генри многозначительно посмотрел на нее, а она почувствовала себя так, будто и не уезжала. Ну или почти так.

– Ты собираешься войти? – Голос Генри за спиной заставил ее вздрогнуть. – Индейка будет готова через пять часов, и мне бы очень не хотелось, чтобы ты пропустила ужин, потому что продолжишь пялиться на дверь.

Не просто дверь. Дверь Тайлера. Генри прислонился к стене и сел рядом с ней на пол, вытянув ноги. Паб все еще был открыт, несмотря на Рождество. Еще пара часов, и посетители разойдутся. Тогда можно быстро прибраться и накрыть собственный рождественский ужин.

– Знаешь, он так тебя любил, – сказал Генри. – Он хотел бы, чтобы ты жила дальше и была счастлива, если дело в этом.

– Это не так. – Тори задумалась. – Ну, не совсем.

Да, она чувствовала себя виноватой из‑за того, что уехала и оставила Тайлера, но ведь она ощущала эту вину задолго до того, как он умер. Странно, но она не чувствовала себя так, как будто предала Тайлера с Джаспером. Наоборот, ей казалось, что она предает Джаспера, цепляясь за память Тайлера. Тори много думала в последние три дня, и одно ей стало абсолютно ясно: если она хочет жить дальше, с Джаспером или с кем‑то другим, ей следует избавиться от призрака Тайлера. И единственный способ, который она смогла придумать, – это сказать правду.

– Он когда‑нибудь говорил тебе, что я уезжаю в университет? – спросила Тори. Она никогда не говорила с родителями Тайлера о том, что случилось до ее отъезда или после. Но внезапно ей стало интересно, знают ли они вообще. Они очень любили своего сына, но никогда не утверждали, что он идеален. Идеальных людей вообще не бывает. Теперь она поняла, что все они нуждаются в прощении. Но мертвые не могут прощать.

– Он не хотел, чтобы ты уезжала, я знаю, – признался Генри. – Но тогда я сказал ему: если ты действительно любишь Вики, сынок, ты должен отпустить ее. У нее светлая голова, она должна получить образование. Она вернется, когда будет готова. Мы не имеем права удерживать ее.

Тори отвернулась от двери и уставилась на мужчину, который был ее дядей, хоть и не кровным.

– И ты ему это сказал?

– Да. Держу пари, он меня не послушал. – Генри покачал головой. – Я любил своего мальчика больше собственной жизни и до сих пор не смирился с его уходом. Но за всю жизнь он не прислушался ни к единому моему совету.

– Он… он умолял меня не ехать. Сказал, что если я действительно люблю его, то останусь. Сказал, что мой отъезд сломает его. Сказал, что боится сделать какую‑нибудь глупость, если меня не будет рядом.

Лицо Генри посуровело, но она продолжала говорить. Ей нужно было высказаться. Больше никаких недомолвок.

– Я сказала ему, что должна уехать, что если упущу эту возможность, то никогда себе не прощу. Я думала, что мы все равно останемся вместе. Помнишь, в тот первый семестр я приезжала к нему каждые выходные.

– Помню, – глухо ответил Генри. Он уже знал, чем все закончится.

– Каждый раз, когда я приезжала, ситуация усугублялась. Тайлер становился все более и более неуравновешенным. Обвинял меня в измене. Он постоянно твердил мне, что, если я вернусь в университет, он за себя не отвечает. – Намек был ясен.

– И однажды он напился и сел за руль, чтобы ехать домой.

Генри потер рукой морщинистый лоб. Таким постаревшим и усталым Тори никогда его не видела. Он приобнял ее за плечи, и они оба уставились на дверь спальни Тайлера, вспоминая мальчика, которого они потеряли.

– Он был идиотом, – сказал Генри через мгновение. – Я… Я зол на него сейчас, и я бы сердился на него тогда, если бы знал, что происходит. Но, по крайней мере, теперь я знаю. И я могу сказать тебе, что ты не виновата в том, что случилось с Тайлером.

– Но если бы я не уехала…

– Тогда, может быть, это случилось бы позже, или по‑другому, или вообще не случилось бы. Но все равно это была бы не твоя вина. Он сделал свой выбор и заплатил за это. Он никогда не должен был перекладывать вину на тебя.

– Мы оба сделали выбор, – заметила Тори. – Я решила уехать, хотя и предполагала, что это может стать концом наших отношений. – Было больно признавать, что она предпочла собственные амбиции и будущее юноше, который должен был стать любовью всей ее жизни.

– Тебе было всего восемнадцать, – ответил Генри. – И ты сделала правильный выбор. Нельзя делать будущее заложником первой любви. И если бы любви суждено было случиться, она бы пришла. Он должен был поддержать тебя. Мне стыдно, что сын этого не сделал.

Тори опустила голову, не в силах сдержать подступившие слезы.

– Почему ты так долго отсутствовала? Мне всегда было интересно… Лиз говорила, что тебе, наверное, слишком больно, слишком много воспоминаний, но я подозревал, что тут что‑то большее.

– Я думала, вы будете винить меня, если узнаете правду. А я казнила себя. – Тори судорожно вздохнула. – Я думала, что ты и тетя Лиз возненавидите меня, и мне было так больно, что я не могла этого вынести. Честно говоря, мне и сейчас больно. – Может быть, тот первый, вынужденный, визит в «Мурсайд» во время снегопада немного смягчил боль, но чувство вины все еще не отпускало ее.

– Ты для нас такая же семья, как и Тайлер. Мы с Лиз всегда будем любить тебя. Здесь твой дом.

Слезы хлынули из глаз Тори, и она уткнулась в грудь Генри. Он обнял ее и тихонько поглаживал по спине, пока рыдания не очистили ее душу, окончательно смыв чувство вины.

Наконец она снова почувствовала себя дома.

Тори потребовалось время, чтобы восстановить душевное равновесие. Вскоре она успокоилась, вытерла глаза, поцеловала Генри в щеку, выпрямилась и встала, готовая наконец войти в комнату Тайлера. Настало время попрощаться с ним в последний раз. А затем наступит новая жизнь, как она надеялась.

Феликс не шутил насчет снегопада.

Крупные, тяжелые хлопья падали на ветровое стекло быстрее, чем дворники успевали их очистить, и Джаспер, прищурившись, смотрел сквозь стекло на мир, который с каждой минутой становился все белее. В воздухе кружился и метался снег, подхваченный диким ветром, который свистел в долинах и вокруг скал вересковых пустошей. Где‑то впереди была гостиница «Мурсайд‑Инн» и женщина, которую он любил. Теперь он просто обязан добраться до нее. И не разбиться по дороге. От этой мысли он содрогнулся. Из рассказа Тори он понял, что находится недалеко от места, где разбился Тайлер. Последнее, что нужно Тори, – это еще один мужчина, чтобы оплакивать его. Джаспер сбросил скорость, и джип полз по заснеженной дороге словно улитка. Пусть дорога займет больше времени, но он доберется к Тори целым и невредимым.

Джаспер приближался к повороту на «Мурсайд‑Инн», когда увидел впереди синие мигалки полицейской машины. Отстегнув ремень безопасности, он натянул капюшон пальто на голову и вынырнул из машины, чтобы выяснить, что происходит.