Дэни Вейд - Откровения соблазна

– Я солгал, у меня есть еще один вопрос.

– Какой? – осторожно спросила Тринити.

– Ты позволишь мне остаться с тобой?

Тринити отчаянно ругала себя за те чувства, что в ней вызвали слова Ретта, – интерес и энтузиазм, но не могла ничего с собой поделать. Она никогда и помыслить не могла, что однажды отдастся кому‑то, не любя, но впервые в жизни ей захотелось рискнуть, чтобы только оказаться с ним наедине. Получится ли у нее не разбить сердце и оставить память о нем? Такого момента, быть может, больше никогда не будет. И все же Тринити решила поступить по велению рассудка, как делала всегда.

– Не уверена, что это хорошая идея, – ответила она, чувствуя, что в ее голосе звучат явные нотки сомнения, и принялась убеждать себя, что, разумеется, ничего хорошего в этой затее нет, ведь отношения их с Реттом и без того сложные и запутанные – возможно, он вообще делает это из чувства вины перед ней.

– Знаю, и это моя вина, – отозвался он, и его слова прозвучали в унисон с ее мыслями. – Я хочу все исправить.

Тринити ощутила, как ее затопляет разочарование – чего‑чего, а быть с человеком, который рядом из чувства долга, она не желала. Но ведь Ретт хотел быть с ней и раньше – она же не наивна. Так может, он и сейчас хочет этого искренне?

Украдкой Тринити взглянула на Ретта – он был неподражаемо сексуален в расстегнутой рубашке, открывающей мускулистые грудь и живот, и со взъерошенными волосами – и устоять перед соблазном поддаться ему было практически невозможно, но Тринити заставила себя вспомнить о главном.

– Я не хочу, чтобы ты делал это ради меня, – сказала она, подняв голову. – Мне важно, чтобы ты думал о нас.

Смысл ее слов не сразу дошел до него – но Тринити заметила, когда это произошло. На миг расслабившись, он тут же замер – его серые глаза засияли, а лицо озарилось улыбкой.

Казалось, изменилась сама атмосфера в комнате. Ретт протянул ей руку, и поначалу Тринити не поняла, что он хочет – на миг ее сковал ужас. Но она не могла не ответить на его порыв и протянула руку ему в ответ. Ретт помог ей встать – в глазах Тринити заблестели слезы, и она лишь надеялась, что ее привычная эмоциональность сейчас не сыграет с ней дурную шутку. Она намеревалась спрятать чувства подальше, чтобы сохранить в памяти этот момент – в том, что рано или поздно Ретт станет лишь воспоминанием, она не сомневалась.

– Сынок, тут сориентироваться правильно сможешь только ты сам. Я всегда говорил тебе, что эта работа однажды аукнется, – раздался голос отца в трубке, и Ретт, представив его в любимом кресле у камина, улыбнулся.

– Я выбрал эту работу, потому что хотел помогать людям, – возразил он.

– Ты хотел сказать «вскрывать замыслы» таких, как твоя бывшая, твоя приемная мать…

– Пап, – предостерегающе произнес Ретт.

– Что, нельзя спросить? Тебе ведь не нужно зарабатывать на жизнь – так почему ты занят именно этим делом дни и ночи напролет? Почему живешь в мире чужих интриг и лжи?

«Потому что у меня хорошо получается. получалось», – подумал Ретт, вслух же он сказал:

– Ну что ж, настал, по‑видимому, момент, который ты предсказывал долгие годы, – заключил он. – Но мне бы хотелось еще раз подчеркнуть, что я прежде никогда не ошибался.

– Рано или поздно все случается в первый раз.

– Очень уж этот первый раз необычен, – ответил Ретт, думая о женщине, которую он оставил за работой в офисе.

– Да уж, – согласился отец, который уже знал всю историю.

– Я просто… – Ретт замялся, не зная, что сказать – он не видел выхода из сложившейся ситуации. – Знаю, Тринити делает все, что в ее силах – и даже больше, – чтобы позаботиться о судьбе приюта и сотрудников компании, и не сомневаюсь, что смогу выиграть иск в ее пользу, стоит лишь рассказать о том, чему я был свидетелем. Но.

– Но что?

– Мы оба знаем, что новость о том, каким был их брак с Майклом, станет для суда решающим обстоятельством. По крайней мере, как только она станет достоянием общественности, использовать ее, чтобы настроить совет директоров против Тринити, будет легче легкого.

– Да.

Ретт помолчал, не желая задавать следующий вопрос, но наконец продолжил:

– Я что‑то упускаю?

– Ты видел факты, свидетельствующие в ее пользу и доказывающие, что она и впрямь такая, как ты описываешь? – спросил отец, как обычно, без всяких сантиментов, ухватив проблему в ее сути.

– Да, – отозвался Ретт, стараясь отогнать от себя воспоминания прошлой ночи: он знал, что на его мнение неизбежно наложит отпечаток то, что произошло между ними. – Я верю, что она хороший человек – человек, который пытается сделать то, что нужно для приюта и для корпорации.

– Тогда доверься своим инстинктам.

– Но… – Ретт начал и снова замолчал, не осмеливаясь высказать вслух то, что думал: может ли быть так, что он влюбился в Тринити?

– Доверься, – повторил отец. – Я сам этому учусь.

– Папа, что ты натворил? – испуганно спросил Ретт.

– Нашел Кэнди.

– Правда? Женщину по имени Кэнди?

– Да, сэр. И мои инстинкты не лгут.

– Это я проверю, когда приеду домой, – отозвался Ретт. – Не подписывай ничего.

– Нет, не нужно проверять, у нее есть свои деньги.

– Папа, – начал Ретт, зная, что, кроме него, у отца нет никого, кто мог бы о нем позаботиться и не допустить, чтобы его снова предали.

– Ретт, пора отпустить прошлое, – произнес отец, и в его голосе не было приказного тона – только спокойствие, которого Ретт не мог понять.

– О чем ты?

– Сынок, несмотря на наши семейные неурядицы и тенденции встречать неподходящих дам, в жизни есть счастье. Я готов впустить его в свою жизнь, а не держаться на расстоянии, стараясь не рисковать.

– Я не боюсь.

– Я тебя умоляю – иначе зачем бы ты стал звонить мне? Ты сильный, решительный молодой человек, мое мнение тебе не нужно. Тебя должны вести собственные инстинкты. Ну, а что касается твоей девушки… она все равно должна будет выдержать самый главный суд общественности, вне зависимости от того, что скажет судья.

– Именно, – кивнул Ретт. – Но я не знаю, как ее защитить.

– Ты и не сможешь.

– Но я не могу представить, как она пройдет через это одна.

– Ты не можешь уберечь ее от осознания правды, – вздохнул отец. – Мы оба это знаем. Она решилась помочь своему другу – значит, уже тогда представляла себе, с чем придется столкнуться. Направляй ее, поддерживай, но защитить ее ты не сможешь.

– Я не хочу, чтобы она узнала обо мне всю правду, – с болью отозвался Ретт. Впервые в жизни ему хотелось защитить человека от его собственных поступков, а не использовать их против него. При одной мысли о том, что мягкая, нежная Тринити пострадает от действий Ричарда и Патриции, Ретт вспыхивал от ярости, а осознание того, что он был частью заговора против нее, было мучительно.