Марина Светлая - Если это любовь (СИ)

– Который час? – вдруг поднял голову от шахматной доски свекор.

– Скоро восемь, – задумчиво отозвалась Изольда Игнатьевна, размышляя о том, что ее любимый пасьянс не сходился вот уже в который раз за вечер!

Николай Васильевич хмыкнул. Лиза про себя взмолилась, чтобы он не вздумал даже спрашивать у нее…

– И где его носит? Этого секретаря заводского комитета комсомола? Лиза?

Їтіть твою матінку!

– В город поєхал, – подала голос Лизка. – Товариш в нього там.

И снова спряталась за книгой.

– Товарищ? – Николай Васильевич раздраженно убрал с доски пешку. – Товарищ – это хорошо. Плохо, что тебя с собой не взял. Скучно тебе с нами.

– Тато… – вздохнула Лизка.

– С этими самыми товарищами Лизе было бы еще скучнее, – раздался голос свекрови. Она подняла сердитые глаза на Лизу. Наверняка глупая девчонка так и не сказала ничего Павлу. – Лучше ей дома побыть. Ужин, воздух…

И принялась снова тасовать колоду.

– Да я б все одно не поїхала з ним. Нехай розвіється.

– Вот-вот, – кивнул Николай Васильевич, – веется неизвестно где, на ночь глядя. А то, что отцу и в шахматы сыграть не с кем, он вообще не думает.

– Разложи пасьянс, – проворчала Изольда Игнатьевна. – Только и думаешь, что о своих пешках!

– Як хочте, то я з вами зіграю, – снова подала голос Лизка.

Николай Васильевич приподнял бровь и воззрился на невестку.

– Научить тебя, что ли?

– Да я вмію, – пробормотала Лизка, откладывая в сторону «Трех мушкетеров», и перебралась на свободный стул возле столика, где стояла шахматная доска. Объяснять, что играть в шахматы ее научил механик Василий, который утешал ее после того, как она поняла, что быть с товарищем Горским ей не судьба, Лизка не стала.

– И молчала? – рассмеялся Николай Васильевич.

– А шо говорить? Ви не спрашували.

Николай Васильевич ничего не ответил. Он с энтузиазмом расставлял на доске шахматы. Впрочем, через полчаса его энтузиазм сменился азартом, когда Лизка разгромила его в первой же партии.

Изольде Игнатьевне надоело сердиться на вредного Джокера, не желавшего выпадать там, где нужно, и потому поглядывала на родственников, тихонько посмеиваясь.

Когда же Николаша начал расставлять фигуры снова, она сказала:

– Может, я за валокордином? Сейчас ведь опять проиграешь.

– С чего вдруг проиграю? – отозвался Николай Васильевич, не глядя на нее. – Валокордин можешь Лизе нести. Сейчас мы разберемся.

С этими словами он уверенно двинул вперед пешку.

– Мамо, а на всякий случай несіть! – невозмутимо попросила Лизка.

Изольда Игнатьевна вернулась в гостиную с пузырьком в одной руке и рюмкой в другой как раз в тот момент, когда Лиза самым обыденным тоном объявила шах Николаше.

– Я пропустила что-то интересное? – полюбопытствовала она у мужа, присаживаясь возле него и определяя капли рядом с графином.

– Как мальчишку! – провозгласил Николай Васильевич. – Изя, где там твой валокордин!

Изей обожаемую супругу ее Тристан называл только тогда, когда пребывал в крайней степени раздражения.

– Ну что, еще отыгрываться будешь? – улыбнулась она, протягивая ему рюмку с каплями, когда дошло до мата.

– Разумеется!

– Може, не треба?

– Треба!

– Так програєте! Я на всі Сутиски тільки хуже Василя, механіка, граю.

– Лиза, – терпеливо ответил Николай Васильевич, опрокинув в себя валокордин. – Я, конечно, не механик, но в шахматы играю всю жизнь. И очень редко проигрываю. Голый вассер! Изя, подтверди!

– Подтверждаю. И даже обещаю болеть за тебя.

Лизка обреченно кивнула и выиграла третью партию подряд.

– Как она это делает? – ошалело взвизгнул Николай Васильевич.

– Ты меня спрашиваешь? – поинтересовалась Изольда Игнатьевна.

– Ну не Владимира Ильича же! – он живо повернулся к Лизе. – Сколько лет играете, коллега?

– П’ять. З половиной.

– Черт подери!

– Лиза, вы зря не говорили Николаю Васильевичу, что играете в шахматы, – Изольда Игнатьевна похлопала мужа по колену. – Он бы вас уже показал своим друзьям. А там попадаются увлекательные личности. Может, на сегодня достаточно?

– Как это достаточно! Я еще не отыгрался. Лиза!

– Слідуючу партію поддаваться буду! – честно предупредила Лизка.

– И ты, Брут!

– Я вже спати хочу.

Николай Васильевич на мгновение задержался на ее лице, а потом повернулся к Изольде Игнатьевне.

– Который час?

– Десять уже, Капабланка!

Лизкины брови подлетели к мыску волос, она посмотрела на часы и, убедившись, нахмурилась. Что не осталось незамеченным Горским старшим.

– Отбой, – провозгласил он. – Пашка придет – ремня дам. А пока всем делать ночь!

– На добраніч, – пискнула Лиза и тут же улепетнула в их с мужем комнату.

– И что все это значит? – сердито спросил Николай Васильевич супругу. – Танька?

– А я откуда знаю? – не менее сердито ответила Изольда Игнатьевна. – Или ты думаешь, он мне рассказывать станет?

– Танька станет. Ладно, понято. Спать пошли, конспираторша.

– Твоя нелепая инсинуация ничем не обоснована, – надулась Горская, отправляясь в спальню.

Между тем, Лизка страдала.

Мысль о муже в объятиях другой женщины не желала покидать ее светлой в прямом смысле слова головы.

С час в абсолютной темноте она ворочалась с боку на бок. А когда сомнений в том, где в такое позднее время может находиться Павел, не осталось, не выдержала и вскочила. Включила ночник, перебралась на Пашкину половину кровати, села, подтянув к подбородку коленки, и тихонько всхлипнула. Твердое решение не плакать как-то разом позабылось. И пять минут спустя она с чистой совестью ревела, уткнувшись носом в ночную рубашку, натянувшуюся между коленей. Пока не почувствовала страшную усталость и не откинулась на подушку, наблюдая, как легкий сквозняк треплет занавеску. Слезы постепенно высыхали, а она засыпала. В таком состоянии ее и застал Павел Николаевич Горский, явившийся домой.

Был он, мягко выражаясь, не трезв.

Дело заключалось в том, что встречался он со своим закадычным армейским другом – Яшкой Булычевым. Яшка был из Воркуты, воспитывался в детдоме, и чем заниматься после дембеля не представлял совсем. Сдружились они после одного случая, приключившегося с Пашкой, о котором он никогда и никому не рассказывал. Но если бы не Яшка тогда, может, и не было бы товарища Горского сегодня на свете белом. В общем, уговорил Павел своего друга приехать с ним в Одессу, поступить в университет. И теперь служил Яков Иванович старшим лейтенантом в рядах славной советской милиции. Был Яшка убежденным холостяком, и редкие нынче встречи с Горским всегда заканчивались банальной попойкой (кальвадосили до состояния «мертві бджоли не гудуть», как говаривал известный полиглот Николай Васильевич). Это и было основной причиной, по которой Павел не взял Лизу с собой.