Дениз Робинс - Желанный обман

Наконец он сказал:

— Я присоединюсь к герцогу в Брюгге. Да, действительно, это, как ты говоришь, опасное местечко. Неприятности могут возникнуть в Ауденарде, куда будет направлен возможный удар французов против нас. Но я не буду находиться на поле сражения, ибо я не солдат.

— Вы, однако, как и другие джентльмены, прикрепленные к военным штабам, можете в один прекрасный момент быть отрезанными от своих войск внезапной отсекающей атакой противника.

Нет, это было уже слишком. Он не удержался от восторженного смеха.

— Боже мой! Ты говоришь, как любящая жена, которую тревожит безопасность мужа и господина. Давай лучше обойдемся без лицемерия.

Магда зарделась и отвернулась. Неужели я действительно лицемерю, подумала она. Хочу ли я, чтобы Эсмонд уехал из Морнбери Холла на войну? Что там ни говори, она его жена. Жена? Она еще мечтала о человеке, которому могла бы открыть свою душу, подарить безграничную любовь. О, почему, почему, с тоской спрашивала она себя, у меня нет такого лица, которое он мог бы поцеловать, до которого ему было бы не противно дотронуться? За что Господь так покарал меня? Знать о том, что она для него физически отвратительна, было непереносимо.

— Когда вы… уезжаете?

— Я уже говорил: через неделю.

— Каковы будут ваши пожелания относительно меня?

Он стоял напротив камина, глядя на потрескивающие поленья, и постукивал пальцами по каминной полке.

— Ты, разумеется, останешься здесь и будешь вести себя, как и положено нормальной жене в отсутствие супруга. Когда врач скажет, что ты окончательно поправилась, можешь совершать регулярные верховые прогулки или кататься в карете. Все слуги должны выполнять твои желания.

— Миссис Фустиан недолюбливает меня, — пожаловалась Магда. — Может, ей не надо прислуживать мне?

— Мою мать она вполне устраивала, поэтому старуха останется с тобой, — холодно ответил Эсмонд. — У доктора Ридпэта есть на примете один голландский хирург, который мог бы осмотреть тебя. Ты покажешь ему свое… э-э… лицо… Он закашлялся и нахмурился еще больше, почувствовав неловкость, оттого что вновь напомнил ей об уродстве. — Я очень прошу тебя встретиться с этим врачом и сделать все, что, с его точки зрения, поможет уменьшить последствия несчастного случая. Магда прошептала, опустив глаза:

— Хорошо.

— На людях ты будешь закрываться вуалью. Пусть все думают, что это из-за оспин.

— Как вам будет угодно.

— Приложи все усилия к тому, чтобы избегать моих друзей. Если кто заедет в Морнбери Холл, слуги должны будут передать ему, что ты еще слаба и не принимаешь гостей.

— Значит, я снова обречена на одиночество? Вы лишаете меня людей, с кем я могла бы перекинуться словом?

— Ты поставила меня в сложное положение, Магда, а сейчас требуешь развлечений. Не рано ли? Тебе нужно занять свой досуг вышивкой, клавикордами и нашими книгами. Морнбери Холл славится прекрасной библиотекой.

— Я люблю читать, но вышивала в своей жизни мало и в музыке почти ничего не понимаю.

— Значит, ты научишься и тому и другому. Я устрою так, чтобы ты могла брать уроки у учителя музыки и белошвейки, — уже нетерпеливо произнес он. — Каждая благородная женщина твоего положения просто обязана быть мастерицей в таких вещах. Ты праздно жила, дорогая, в своем Страуде, а воспитание твое оставляет желать лучшего.

Магда не стала отвечать, а только с горечью вспомнила, как вынуждена была работать от зари до зари, выполняя самую черную работу по дому. Она не могла говорить о таких вещах с этим человеком, что он мог понимать? В его расспросах она не заметила ни малейшего намека на доброе участие или сочувствие. Мимолетное удовольствие, которое они оба получили от обсуждения военных и политических дел, уже бесследно улетучилось. Единственный человек, с которым ей разрешено разговаривать, покидает ее. Магда так посмотрела в глаза графу, что он не выдержал.

— Желаю вам хорошо провести день, мадам, — бросил он через плечо.

— И вам того же, — вздохнув отозвалась она.

Когда он ушел, она села в кресло и закрыла глаза. Через несколько минут, очнувшись от своих дум, она вдруг резко дернула шнурок звонка. Когда в комнату вошла сиделка Воул, Магда сидела на кровати, выпрямив спину. На щеках ее блестел лихорадочный румянец, было видно, что Она возбуждена.

— Я хочу, чтобы ты немедленно принесла сюда грелку и чашку горячего супа, — приказала Магда. — После этого задерни шторы и убирайся.

— Но как же мыться, миледи?.. — начала было сиделка.

— Делай, что приказано! — оборвала ее Магда таким зверским тоном, какого не позволяла себе никогда в жизни.

Сиделка несколько секунд смотрела на Магду вытаращенными от изумления глазами, потом выбежала вон. Первым делом она навестила миссис Фустиан и рассказала ей о состоянии молодой хозяйки.

— Делай, что она говорит, — посоветовала с гримасой недовольства миссис Фустиан. — Иначе потеряешь хорошую работу. А что касается этой уродины, которая обманом вселилась в наш дом… Чума на ее голову, вот что я скажу.

Но никто теперь не смел перечить леди Морнбери, и все ее пожелания мгновенно исполнялись.

Следующие несколько дней Эсмонд занимался тем, что приводил свои дела в порядок. Обсуждал хозяйственные проблемы и даже послал за своим адвокатом, чтобы внести дополнительные записи в свое завещание. Надо иметь мужество признать, говорил он себе, что Магда была права, когда предполагала, что следовать в окружении герцога Мальборо сейчас опасно, даже если не являешься офицером армии ее величества. Если уж придется умереть, то лучше к этому заранее подготовиться.

Теперь ему уже не хотелось покидать Морнбери Холл. Граф не мог объяснить даже самому себе, что происходит. Что-то удерживало его здесь. Конечно, в этом доме он родился и прожил большую часть своей жизни, любил все вокруг…

Он-то мечтал, что у него будет любимая жена и наследник, к которому отойдут его титул и состояние… Это навело его на мысль о дерзкой девчонке, которая сидела в своей спальне наверху. Неужели он когда-нибудь сделает ее матерью своих детей?!.. Неужели сможет почувствовать физическое влечение к этой несчастной?!..

Постоянные раздумья и сожаления о неудачах окончательно испортили ему настроение. Он стал раздражительным и мрачным. Слуги довольно скоро поняли его состояние и постарались не попадаться ему на глаза. В доме воцарилась противоестественная тишина и хрупкий покой. Все это было ему не по душе, но граф не осмеливался даже пригласить к себе кого-нибудь на стаканчик вина, так как боялся разоблачения.

Иногда он страстно желал заглянуть в бархатистые глаза мадемуазель Леклер, прижаться к ее губам… Но он запрещал себе думать о ней.