Дениз Робинс - Желанный обман

— Графиня очень молода и совершенно здорова. Лежать в постели целыми неделями… Как вам могло прийти в голову! Попроси сиделку помочь графине одеться. Отныне ее светлость может свободно передвигаться в пределах своих покоев и делать то, что ей вздумается. Позаботься также о том, чтобы слуги решили, что это я пригласил сегодня утром ее светлость на прогулку.

— Да, милорд, слушаюсь… — все еще не оправившись от изумления, повторяла миссис Фустиан.

— Пошли за доктором Ридпэтом, — приказал Эмонд. — Я выясню у него, как долго еще следует ее светлости пребывать в одиночестве и когда она сможет, закрытая вуалью, появиться в свете.

— Позвольте спросить, вы надолго вернулись домой, милорд?

— Только на неделю, собираюсь за границу. На войну.

Миссис Фустиан всплеснула руками. Граф уезжает за границу? На войну?!.. Вот так новость!..

Поднявшись к себе в комнату, Магда сняла костюм для верховой езды и маленькую бобровую шапочку. Ей было жалко снимать этот наряд. С большой неохотой она убрала костюм обратно в сундук и снова надела опротивевшее ей платье. Постылая сиделка суетилась вокруг нее, морщилась и что-то ворчала по поводу здоровья.

Магда, воодушевленная сегодняшним побегом и разговором с мужем, обернулась к ней и крикнула:

— Оставь меня одну, ради всего святого!

В этот момент Эсмонд, постучавшись, вошел в спальню жены. Он все еще не переоделся и выглядел уставшим и встревоженным. Жестом выгнав сиделку и оставшись с Магдой наедине, он сказал ледяным тоном:

— Я не хочу, чтобы кто-нибудь трогал вещи моей матери. Я любил ее, и мне это неприятно.

Магда опустила глаза. Против воли у нее вдруг выступили слезы.

— С вашей стороны, сэр, я, конечно, не могу рассчитывать ни на любовь, ни на почтение…

— Не забывай, что ты, несмотря ни на что, все же моя жена, — сказал он. — Тебе будет оказываться то внимание и уважение, на которое графиня Морнбери вправе рассчитывать.

— Спасибо и на этом, — прошептала она и украдкой смахнула с носа слезу.

Он заметил этот ее жест, и он его позабавил.

— Как ты вышла из дома?

— Спустилась вниз по стеблям! Я больше не стану вылезать из окна, — прошептала она.

Он подошел к окну и глянул вниз.

— Ты могла разбиться до смерти. Растение могло не выдержать твоего веса.

— Я не так уж много вешу, — сказала она.

Он обернулся и внимательно посмотрел на нее.

Ее голова была опущена. Только теперь, когда волосы были вымыты, он заметил седую прядь, которая вплеталась в темные локоны и извилистым ручейком пробегала от макушки к чистому лбу.

— Не вздумай больше красить и завивать свои волосы.

— Как вам будет угодно. — Скажите, милорд, разве моя смерть не вызвала бы у вас облегчения? Магда вскинула голову. — Она бы с лихвой компенсировала те неприятности, которые были бы у вас от этой постыдной свадьбы…

Неожиданно ему стало стыдно. Он увидел выражение горя и тоску на ее нежном, покрытом рубцами лице. Совсем ребенок. Более мягко он сказал:

— Нет, Магда. Не надо преувеличивать. Я не желаю тебе смерти.

— Значит, наши желания расходятся, — прошептала она. — Я восприняла бы ее, как избавление.

— О чем ты? — спросил он удивленно.

Она не ответила, а только спрятала лицо в ладонях.

Он подошел к ней и коснулся рукой волос. Легко-легко, одними кончиками пальцев.

— Перестань! Плакать — только время попусту терять. Что сделано, того уж не поправишь.

От его ласковых слов она зарыдала в голос:

— Я не могу жить, чувствуя только ненависть и презрение!

— Я не ненавижу тебя и не презираю.

— Ненавидите! Ненавидите! — совсем по-детски возразила она сквозь плач. — И презираете! Я знаю!

— Говорю тебе, ты ошибаешься!

Господи, как ему надоели эти бесконечные слезы и дурацкие упреки! А здесь действительно душно, подумал он. Комната была наполнена едкой вонью горьких трав, настой которых сиделка Воул бережливо выливала на бревна в камине. Быстро подойдя к одному из окон, он распахнул его.

— Должен согласиться с тобой, что в твоей комнате дьявольски тяжелый воздух. Тебе, несомненно, нужно больше гулять, — пробормотал он.

Она не ответила, сидела на краешке своей огромной кровати и тихонько продолжала плакать. Эсмонду показалось, что это не пристыженная мошенница, а всего лишь одинокий несчастный ребенок, который не в силах самостоятельно справиться со своим горем. Он уже сделал шаг, чтобы положить ей руку на плечо, но остановился. Нет, проклятье, он не покажет ей своей слабости.

— Боюсь, в дальнейшем ты нечасто будешь иметь удовольствие видеть своего мужа, дорогая. Так что ты должна без подсказок вести себя, как графиня Морнбери. Я уезжаю.

Она вскинула голову.

— Почему… куда… вы уезжаете? — обреченно спросила она.

— За границу. Через неделю, — сурово ответил он.

Затем он вкратце рассказал ей о своей встрече с Честерманом в министерстве иностранных дел и о том, что его отправляют к герцогу Мальборо во Фландрию. Слезы тут же высохли на ресницах Магды. Она слушала графа молча, сидела на кровати прямо и неподвижно, боясь пошевелиться.

— Ты, конечно, ничего не понимаешь в иностранных делах, — продолжал граф, — но ситуация создалась нешуточная. Король Швеции надумал сойтись с Францией, а это очень опасный враг, ибо он является одним из военных гениев.

Неожиданно заговорила Магда:

— Я знаю. По вечерам я читала газеты сэру Адаму. На мой взгляд, самое главное сейчас для герцога Мальборо в том, чтобы не допустить поддержки Германии со стороны короля шведского.

Изумленный Эсмонд повернулся к девушке.

— Откуда ты это знаешь?

— В случае, если планы шведского монарха увенчаются успехом, мне будет понятно, к чему это приведет, сэр.

— Да, — согласился ошеломленный Эсмонд. — Французы и так уже одержали в Испании слишком много побед.

— Вы говорите, что отправляетесь во Фландрию. Но разве Брюгге и Гент не являются сейчас самыми опасными точками на карте? — спросила Магда, позабыв о своих личных бедах.

Она питала настоящую страсть к картам, любила изучать их вместе с мистером Беконом, учителем братьев, слушать его рассказы об исторических событиях, как давних, так и современных.

Эсмонд не привык к тому, что с женщинами, которые, казалось, не знают ничего другого, как падать в обмороки и флиртовать направо и налево, можно вести такие серьезные разговоры. Граф слушал Магду, как громом пораженный. Он не прерывал ее и спорил с ней, как мужчина может спорить с мужчиной. Если она допускала какую-то неточность, он мягко поправлял ее. Его изумил и приятно поразил ее четкий анализ сложившейся ситуации и глубина знания предмета. Молодой муж начал осознавать, что эта необычная девушка, пожалуй, не теряла даром времени в своем глухом Котсуолдсе, а набиралась знаний.