Алекс Вуд - Ягодка

Слезы, которые Спайк истолковал превратно.

— Солнце мое, не плачь из-за меня! — воскликнул он, протягивая Ягодке розы. — Я этого не стою.

— Это от ветра, — сухо сказала Ягодка.

И как она могла считать Питера самонадеянным эгоистом?! Спайк — вот кто считает, что вселенная вращается вокруг него!

Они вошли в пиццерию. Спайк широким жестом показал на столик в углу. Ягодка поморщилась. На кружевной скатерти горели свечи, в ведерке охлаждалось шампанское. В хрустальной вазе краснела клубника под шапкой сливок, а бокалы из богемского стекла поблескивали в свете свечей. Штора было предусмотрительно задернута: яркий дневной свет явно не вязался с атмосферой романтического ужина.

— Тебе не кажется, что это чересчур? — Ягодка покосилась на соседние столы, покрытые традиционными клетчатыми скатертями. Посетителей в пиццерии было немного, но все они круглыми глазами смотрели и на свечи, и на клубнику, и на розы в ее руках.

— Ты сама выбрала это место, — сказал Спайк. — Мне оставалось только действовать.

Ягодка со вздохом села спиной к любопытным зевакам. Спайк устроил букет в вазе, которая «внезапно» нашлась за шторой, и сел напротив. Ягодка ждала.

— Я не знаю, что тебе наговорила эта дрянь… — начал Спайк.

— Ее зовут Маргарет! — вспыхнула Ягодка. — И я тебе сказала по телефону, что именно она наговорила.

Спайк картинно вздохнул.

— Солнце мое, неужели ты ничего не знаешь о женской ревности и зависти? Мы с Марго давно расстались, но она никак…

Ягодка перестала его слушать. Удивительно, что она раньше не замечала, каким напыщенным бывает Спайк.

— Ты меня не слушаешь, — нахмурился он.

— Слушаю, — улыбнулась Ягодка. — Просто не верю ни единому твоему слову. Ты переспал с Марго, чтобы раздобыть важные документы в кабинете ее отца. А зачем врешь мне, не понимаю.

Спайк на секунду изменился в лице.

— Да, Марго рассказала мне абсолютно все, — усмехнулась Ягодка и взяла одну клубнику. Зачем добру пропадать?

— Какая потрясающая откровенность, — медленно проговорил Спайк. — Кровные узы все-таки немало значат.

Рука Ягодки замерла над столом. Капля сливок с клубники шлепнулась на скатерть.

— О чем ты говоришь?

— Прости, дорогая, мне не стоило это так на тебя вываливать. — Спайк опустил глаза. — Или ты не в курсе?

Ягодка кинула клубнику на тарелку.

— Откуда ты знаешь?

— Я журналист. Я все знаю, — улыбнулся Спайк. — Это моя профессия.

— И давно?

— Сколько знаю тебя.

Ягодка посмотрела Спайку в глаза. Врет или не врет? Понять было невозможно. Но если он действительно так давно знает и до сих пор молчал, то беспокоиться ей не о чем.

— Тебе не о чем беспокоиться, — повторил Спайк ее мысли. — Все, что касается тебя, для меня очень важно.

Напряжение немного отпустило Ягодку. В конце концов, Спайк не такое уж чудовище, каким она успела его вообразить. Марго могла и приврать. Кто знает, что на самом деле произошло между ними, что она к нему испытывает…

— Прости. — Ягодка попыталась улыбнуться. — После разговора с Марго я сама не своя.

— Ты должна была сразу позвонить мне, — проговорил Спайк с упреком и сжал руку Ягодки. — Я бы тебе все объяснил.

— Ты угрожал разоблачить какие-то неведомые происки мэра или нет? — прямо спросила Ягодка.

— Твоего отца?

Кровь бросилась Ягодке в лицо. Впервые посторонний человек назвал Грэма Джефферсона ее отцом. Тайна, которую Ягодка и Ашвария хранили долгие годы, принадлежала теперь не только им.

— Я не хочу об этом говорить.

Спайк сочувственно улыбнулся.

— Неужели тебе не хочется об этом говорить? Ты столько лет молчала…

Ягодка смотрела на пламя свечи и думала, что Спайк прав, как никогда.

— Когда мать рассказала тебе об отце?

— Не помню точно, — вздохнула Ягодка. — Кажется, я знала об этом всю жизнь.

— И вы ни разу не попытались сообщить ему?

— Зачем? У него была своя жизнь, у нас своя. Мы с мамой прекрасно жили и почти никогда не разговаривали о нем.

— Даже сейчас?

— Сейчас тем более. — Голос Ягодки дрогнул. — Мама больна, и я не хочу лишний раз ее расстраивать.

Спайк поднес руку Ягодки к губам и поцеловал.

— Я тобой горжусь. Не каждый смог бы хранить секрет так долго.

Ягодка убрала руку.

— Надеюсь, что секрет так и останется секретом.

— Разумеется, — кивнул он, — я прекрасно понимаю, что это для тебя значит. Между нами все по-прежнему?

— Ты мне изменил, — просто сказала Ягодка.

— Но я тебя люблю.

Услышь Ягодка эти слова несколько дней назад, она была бы на седьмом небе от счастья. Тогда она думала, что влюблена в Спайка, что у них есть будущее. А теперь… теперь ей было все равно. Ничто больше не имело значения. Ни измена Спайка, ни его любовь.

— Давай останемся друзьями, — сказала Ягодка. — Дружить у нас получается лучше.

Спайк слегка нахмурился.

— Я надеюсь, что со временем ты передумаешь. — Он посмотрел на часы. — Мне пора на работу. Хочешь, подброшу тебя до дома?

Ягодка махнула рукой.

— Иди. Увидимся. Удачной работы.

Спайк чмокнул ее в щеку и побежал к выходу. У двери он обернулся, и Ягодку поразил его взгляд — радостный, торжествующий, предвкушающий. Она невольно поежилась. Этот мужчина всецело принадлежит своей работе. Как хорошо, что она его не любит. Он бы разбил ей сердце…

Ягодка усмехнулась. Можно подумать, что сейчас ее сердце не разбито…

У Питера Сорелли всегда были сложные отношения с отцом. Он считал его жестоким и авторитарным человеком и всю жизнь стремился доказать свою самостоятельность и независимость от семьи. Добрая половина выходок Питера объяснялась желанием досадить отцу. Питер чувствовал, что отец презирает его из-за того, что он не похож на своих идеальных братьев, и не оставляет попыток переделать. Артур был последним человеком на земле, с кем Питер стал бы делиться радостью или горем. И потому, когда вечером в холостяцкой квартире Питера раздался звонок, он ожидал увидеть кого угодно, но только не отца.

— Пьешь? — Артур неодобрительно покосился на бокал в руках Питера.

— Уже вечер. — Питер сделал хороший глоток. — Будешь?

Оба знали, что Артуру пить нельзя, но Питер никогда не мог отказать себе в удовольствии поддразнить отца.

— Буду, — неожиданно кивнул Артур.

В гостиной Питер взял второй бокал и плеснул туда виски. Он намеренно не торопился с расспросами, хотя знал, что отец пришел не просто так.

— Уютно здесь у тебя, — сказал Артур, садясь в низкое кожаное кресло.

Питер остался стоять. К задушевной беседе он был не готов. Больше всего на свете ему хотелось напиться и не вспоминать ни о чем.

— С Ягодкой ничего не вышло? — вдруг спросил Артур.