Памела Вулси - Сладостная жертва

— Джеймс, я и не догадывалась… — Люси осеклась, и он застонал.

— Вот в том-то и суть. Ты постоянно жила в моих мыслях, терзая меня, как колючка, вонзившаяся глубоко под кожу. Я потерял сон, не мог сосредоточиться, да что там говорить… вообще разучился соображать! К тому времени я уже понял, что мной овладела страсть, но упорно продолжал называть ее увлечением. Даже сам себе из-за своей гордыни я не хотел признаваться в том, что влюбился в тебя без памяти. То, что со мной случилось, было подобно землетрясению, причем не меньше восьми баллов по шкале Рихтера! А ты оставалась холодная как айсберг, ну, может, чуточку теплее.

— В то время я испытывала собственную страсть, — сказала Люси и бросила на Джеймса тревожный взгляд — она испугалась, что он снова разозлится.

— Да, я скоро это понял. — Уголок рта у Джеймса прорезала скорбная складка. — Но в Лондоне у тебя никого не было, и я решил, что твой возлюбленный живет там, откуда ты родом. Возможно, он женат, и ты покинула дом, чтоб порвать с ним. Вот почему я так настаивал на том, чтобы поехать в гости к твоим близким. На ферме я сразу догадался, что все дело в Дэвиде. Поначалу я никак не мог сообразить, почему вы порвали друг с другом, поскольку не видел тому никаких причин. Вы никогда не ссорились, и с первого взгляда становилось ясно, что чувство ваше взаимно.

Люси грустно сказала:

— Но мы оба так старались! Почти не разговаривали, не смотрели друг на друга.

— Ну да, — сухо заметил Джеймс. — Слишком старались. Но как только ты украдкой заглядывалась на Дэвида или он, проходя мимо тебя, внезапно замолкал, его родители начинали страшно нервничать! Воздух стал таким густым, что его ножом можно было резать! Тогда я подумал, что, наверное, родители Дэвида воспротивились вашему браку из-за того, что вы двоюродные. И тут меня осенило: вы же похожи как близнецы, а значит, действительно могли быть братом и сестрой! Вот и объяснение. Хотя оно и казалось таким невероятным! Сперва я и поверить себе не мог, но чем больше приглядывался к вам, тем больше убеждался в своей правоте.

— Должно быть, ты отточил интеллект в суде, — сказала Люси.

— Да, годы, проведенные в наблюдениях за преступниками, безусловно, сделали свое дело! — согласился Джеймс с улыбкой.

— В любом случае ты очень умен. Никто из наших соседей не догадался об этом. Нет, конечно, они видели, что я очень похожа на Дэвида, но объясняли это тем, что мы двоюродные брат и сестра.

— Они видели вас рядом всю жизнь, привыкли считать кузенами, и потом, вне дома трудно уловить те флюиды, что исходили от вас в кругу семьи.

— Джеймс, я страшно удивлена, что ты женился на мне, зная о Дэвиде.

— Ты забыла о моей наглости! Ради обладания тобой я готов был на что угодно, а кроме того, я надеялся, что со временем заставлю тебя позабыть его.

— Если б ты сказал, что любишь меня…

— Ты бы убежала, и только б я тебя и видел! — Он состроил ироническую гримасу. — Мне и так-то достаточно долго пришлось убеждать тебя в том, что брак, целиком и полностью основанный на физическом влечении, вовсе не плох. И потом гордость не позволила бы мне признаться в своих чувствах тогда, когда ты меня просто не замечала.

— Ах, снова гордость… — Люси вздрогнула. — Она не приносит ничего, кроме несчастий!

Джеймс кивнул.

— Мне это наследство оставила Энн. И научила защищаться от боли. Я подумал, что, женившись на тебе, я смогу подождать, пока ты не полюбишь меня. Но тогда я еще не представлял, каково это день и ночь чувствовать рядом невидимого соперника. Каждый раз, занимаясь с тобой любовью, я догадывался, что твои мысли полны Дэвидом. А потом я лежал рядом с тобой всю ночь напролет и знал, что ты грезишь о нем, а вовсе не обо мне. И это было просто невыносимо.

Люси тихо спросила:

— Любить и не быть любимым?

Джеймс посмотрел ей в глаза и стал бледнее смерти. Ни за что на свете он не признался бы мне в этом, подумала Люси, и нежно погладила мужа по щеке.

— Я все знаю, Джеймс. И чувствую себя ужасно несчастной со вчерашнего дня, с тех пор, как ты ушел от меня.

Джеймс затаил дыхание и просто молча глядел на нее.

— Не помню, когда любовь пришла ко мне… — продолжала она. — Наверно, давным-давно. Но я поняла это только тогда, когда решила, что потеряла тебя навсегда.

Джеймс глубоко вздохнул, но ничего не сказал и лишь по-прежнему не отрываясь смотрел на нее.

— Я люблю тебя. — Люси взяла его лицо в свои ладони и заглянула в глаза Джеймсу, не пряча обуревавших ее чувств.

— Господи, если б я мог в это поверить… — пробормотал Джеймс.

— Джеймс… Сколько раз мне повторить это? Я люблю тебя, — прошептала она.

— А как же он?

В этом вопросе прозвучала такая ревность, такая боль, что у Люси сжалось сердце.

— Я же сказала тебе… С ним все кончено. Причем уже давно, Джеймс. Разве я так нуждалась бы в тебе, если б любила другого? Мне следовало догадаться об этом с самого начала, но я пребывала в таком смятении. И зная, что мне нужен ты, продолжала думать, что люблю Дэвида. Ведь человеку не дано любить сразу двоих? Я внушила себе, что нас связывает лишь взаимное физическое влечение, и только. Да и ты сам мне столько раз об этом говорил.

Джеймс застонал.

— Ты хочешь сказать, что если б я не лгал, то мне не пришлось бы пройти через весь этот ад? — Он нахмурился и покачал головой. — Нет, Люси, ты напугалась бы до смерти, если б я сразу признался, что без ума от тебя. В то время тебе меньше всего нужны были любые эмоциональные потрясения.

— Может, ты и прав, — протянула Люси. — Ведь мне понадобилось очень много времени, чтобы понять: я люблю тебя.

Глаза Джеймса потемнели от переполнявших его чувств.

— Люси… О Боже, Люси… Мне кажется, что я ждал от тебя этих слов всю свою жизнь.

И он поцеловал ее требовательным и вместе с тем невероятно нежным поцелуем. Тело Люси изогнулось и задрожало, она разомкнула губы и, обвив его шею руками, ответила на страстный и давно желанный поцелуй.

Джеймс издал хрипловатый смешок.

— Дорогая, а ты не торопишься?

— Да. — Она прижала его к себе еще крепче. — Люби меня, Джеймс, люби меня.

Год спустя Люси родила сына, которого они с Джеймсом назвали Уильямом в честь ее отца. Это был большой и крепкий малыш, с прядями густых черных волос на затылке, с чистой и бледной кожицей. Еще он обладал парой здоровых легких, которые нередко давали о себе знать, и умными отцовскими глазами.

— Он точная твоя копия! — говорила Люси Джеймсу.

— Нет, он весь в тебя, — отвечал ей Джеймс.

Но конечно же, он был похож на них обоих, и они считали его исключительным и самым замечательным ребенком, которому когда-либо удалось увидеть свет.

— Только погляди на его крошечные розовые пяточки, — говорила Люси, гладя сына. — На его ушки, Джеймс, ну разве они не совершенство?