Бернет Воль - Холодный ветер в августе

— Подожди минутку, Мери. Пусть она идет. Это свободная страна, не правда ли?

— Конечно, но Элис моя подруга.

— Да? А я разве не твой друг? — улыбнулся ей Вито. Он почувствовал легкое возбуждение, когда понял, что она подчинится ему.

— Да, конечно, я тоже так думаю, но…

— Замечательно. Тогда сядь и расслабься. Пусть она смотрит телевизор.

— Доброй ночи! — Элис бросилась в дом.

— Она пьет слишком много кофе, — сказал Вито. — Кофе действует на нервы. — Он скорчил гримасу, как будто у него нервный тик, и Мери засмеялась.

— Пойдем попьем кока-колу.

— Мне кажется, не стоит. Кроме того, если кто-то из ребят — то есть, если я войду с тобой и Элис услышит про это… Это совсем другое, чем просто сидеть здесь, понимаешь?

— Ну, ладно, — сказал Вито быстро. — Тогда давай поднимемся на крышу.

Она покраснела.

— А почему тебе не нравится сидеть здесь?

— Пойдем, — сказал Вито. — Я не люблю, когда кто-то стоит у меня за спиной. — Он покосился наверх, и штора в неосвещенном окне отчетливо заколыхалась.

— Да, но я едва тебя знаю.

— Что значит «знать»? А что знать? Я же не приглашаю тебя отправиться на Аляску. Только подняться на крышу.

— Ну… Я не могу оставаться долго.

— Ой, пойдем, — сказал Вито. Он едва сдерживал нетерпение.

Осторожно пробираясь сквозь заросли телевизионных антенн, мимо бельевых веревок и вентиляционных труб, Вито вел Мери в ту часть крыши, где был навес. Конечно, надо было вовремя захватить с собой газету, но теперь уже было поздно. Мери, подумал он, должно быть, совсем неопытна, потому что она не возражала, когда он потянул ее вниз к себе на покрытый сажей битум крыши.

— Сколько тебе лет? — спросил он, когда они улеглись рядом. Казалось, что их тела парят над черным битумом, как привидения над пустотой.

— Пятнадцать.

— Почему я никогда не видел тебя в школе?

— Потому что я хожу в школу Непорочного Сердца. Может быть, ты знаешь моего брата Дональда. У меня три брата.

— Ты умеешь целоваться взасос?

Она не ответила.

— Я покажу тебе, как это.

— Мне кажется, нам лучше спуститься.

Вито поцеловал ее, она попыталась отвернуться. Он крепче сжал ее плечо и попробовал поцеловать ее еще раз.

— Подожди минуту, — сказала она и оттолкнула его сильной, твердой рукой. Дай я выброшу жвачку. — Она вытащила жвачку изо рта и огляделась, ища, куда бы ее положить. — Я ненавижу бросать их повсюду — а, ладно, — и бросила жвачку через плечо, а затем вновь уютно устроилась в объятиях Вито. На этот раз она встретила его губы открытым ртом. Вито просунул колено между се бедрами, и они легко раздвинулись под юбкой. Он возился с ее блузкой.

— Ты испачкаешь мою блузку.

— Ну, тогда расстегни ее сама.

— Нет, не расстегивай. Подожди. Я подниму ее. Вот так. Хорошо?

Вито целовал ее и ласкал ее грудь рукой.

— Поосторожней, — сказала она. — Мальчик, ты, кажется, разволновался. Я чувствую, что твое сердце бьется, как молоток.

Он неожиданно выпустил ее из объятий и оперся на локоть. Было такое ощущение, что он сейчас взорвется. Он поцеловал ее руку — сначала тыльную сторону, потом ладонь.

— Как глупо. Щекотно же, — она отдернула руку.

— Хочешь сигарету?

— Мне не разрешают курить.

— Ты можешь просто затянуться.

— Ладно.

Она глубоко затянулась от сигареты Вито и закашлялась. Кашляя, она наклонялась вперед, и каждый раз, когда она кашляла, Вито чувствовал, как ее плоть упирается в его колено. Он отбросил сигарету и крепко держал ее, пока она не успокоилась. Потом он снова поцеловал ее.

— Ради Бога, подожди, пока я отдышусь, — она отодвинулась от него, задыхаясь.

Он коснулся языком ее уха, и она поежилась. Его колено прочно обосновалось между ее бедер. Юбка у нее высоко задралась, и он осторожно положил руку на ее теплое бедро, приготовившись к возражениям. Но она не пошевелилась.

Он передвинул руку выше, пока его пальцы не нащупали край ее трусиков. Он просунул руку еще дальше, глубже. Она задумчиво молчала, не двигаясь. Его дыхание было очень частым, и он едва мог говорить. Но вот что странно: его волнение начало утихать.

Он был озадачен ее молчанием, отсутствием реакции.

— Поосторожней, — сказала она один раз, положив руку на его. — Не будь грубым. — Она засмеялась, чтобы смягчить этот выговор. Ее смех шокировал его. Кажется, она чувствует себя слишком непринужденно.

— Тебе нравится? — прошептал он.

Она не ответила.

— А? Нравится? — настаивал он.

— Все нормально.

Он взвесил этот ответ, и его движения вдруг стали механическими, несвязанными.

— Ты когда-нибудь…

— Ой, ну тебя с твоими вопросами, — сказала она, но ее голос был ласковым.

Затем, к его крайнему изумлению, она свободно выпрямилась и уверенно обняла его, за пять или шесть секунд утолив все его страдания за сегодняшний день. Он всхлипнул.

Несколько мгновений они лежали молча, а затем Мери заговорила.

— Я действительно должна идти, сказала она.

— Послушай. Подожди, — сказал он и запнулся. — Я… Ты сердишься на меня?

— Нет. Почему я должна на тебя сердиться? Я думаю, ты очень милый.

— Правда?

— Да. Но ты не очень-то хорошо вел себя с Элис.

— Элис? — повторил Вито тупо.

— Да, Элис Мартулло. Послушай, я лучше пойду. Будет лучше, если я спущусь вниз одна. Ладно?

— Конечно. До встречи.

Она помахала ему рукой и исчезла.

Вито сидел, прислонившись затылком к стене, сгорбившись. Ему были видны дома на другой стороне улицы. Сейчас он чувствовал себя спокойным, отдохнувшим. Но вместо страдания теперь было чувство смущения и удивления. Лениво он отыскал глазами фасад своего дома. Затем оживился и нашел окна квартиры 4-Б. Свет был включен, и жалюзи были повернуты так, что он почти мог заглянуть в комнату. Неожиданно он увидел какое-то движение, фигуру, бело-золотое пятно, двигавшееся за маркизой. Его безмятежность как рукой сняло. Он сидел, положив подбородок на колени, и смотрел, смотрел. Глаза начали слезиться от напряжения. Наконец свет погас. Он вытер лицо и пошел домой.

Было почти двенадцать часов, когда Айрис положила трубку.

Теперь я в этом уверена, подумала она. Я знаю, что схожу с ума. Я слишком одинока. Слишком много говорю сама с собой. Сначала я распустила хвост перед шестнадцатилетним мальчишкой, а теперь…

Почему я вообще позволила ему уговорить себя на это? Почему не сказала, что больна, что должна навестить мать или что-нибудь еще? Да все что угодно.

Умоляющий голос Гарри все еще звучал у нее в ушах. Даже слова, которые он говорил, казались влажными, как будто вместе с ними в ее ухо проникали и пот его рук, и сырой воздух телефонной кабины.

Бедный Гарри, подумала она. Бедный, сломанный, испуганный, красивый, малодушный болван. Со своим детским профилем и мягкими маленькими руками и ногами, со своим сердцем и скромной манерой говорить с этим сумасшедшим акцентом — Тулса, штат Оклахома. Бедный Гарри. Она обнаружила, что злость стихает.