Ольга Дрёмова - Танго втроём. Неудобная любовь

— Интересно, тут у них кипяток будет или как, всё ж таки дорога дальняя — не шуточное дело, — обращаясь к Марье, с беспокойством проговорила женщина и снова стала обмахиваться.

— Кипяток? — Взглянув на широкоскулое, полыхающее алым румянцем лицо соседки, Марья невольно хмыкнула и подумала о том, что, сидя при тридцатиградусной жаре в душном купе в шерстяной кофте, сердце могло бы зайтись у любого, а уж думать о горячем чае смог бы далеко не каждый, даже абсолютно здоровый человек.

— А что ж, не к Чёрному морю едем, — развела руками та. — Ты до какой станции?

— До конечной, — бесцеремонное тыканье тётки не могло испортить лучезарной радости Марьи.

— Значит, до самого Мурманска? А я до Кандалакши. У меня там внучата. Пока лето, поеду проведаю, поживу с месячишко, небось они рады будут…

Ни жара, ни зашедшееся от удушья сердце не мешали дородной тётке болтать без передышки. За две минуты она успела поведать Марье буквально обо всём: о внезапной гибели мужа, случившейся не то пятнадцать, не то двадцать лет назад; о внучатах, скучающих по своей любящей бабушке в неведомой Марье Кандалакше, и об их болезнях, проходящих совсем не так, как у их отца в глубоком детстве.

— Здравствуйте! Тридцатое здесь? — Раскрыв настежь дверь, в проёме появился молодой человек лет двадцати пяти с огромным рюкзаком за спиной и длинным брезентовым чехлом. Судя по тому, что чехол был перетянут широкими кожаными ремешками сверху и снизу, в нём находились лыжи.

— Здесь, — лучезарно улыбнулась незнакомцу Марья.

— Моя верхняя? — Бросив взгляд на номер, молодой человек, видимо, не только не огорчился, но и остался весьма довольным этим обстоятельством. — Ну-с, приступим… — Встав ногами на края нижних полок, он с осторожностью водрузил наверх чехол и, почти не прикладывая видимых усилий, отправил следом за ним объёмистый рюкзак.

— А вы, часом, не в Оленегорск ли? — Для того чтобы безошибочно определить место конечной станции вновь прибывшего, проницательной говорунье оказалось вполне достаточно было взглянуть на чехол.

— Именно. Красота неописуемая, прямо-таки русская Швейцария, — заулыбался парень. — А вы, я смотрю, с первого выстрела — в цель?

Намереваясь рассказать об этом подробнее, женщина набрала в свою необъятную грудь побольше воздуха и уже открыла рот, но в эту самую минуту в купе вошла новая пассажирка лет на семь-восемь постарше её, и неожиданное появление новой потенциальной слушательницы заставило вспотевшую ораторшу приостановиться.

— Тридцать первое ищете? — переключив своё внимание на более подходящий по возрасту, а значит, и по интересам, объект, краснолицая гражданка с восторгом взглянула на нерешительно остановившуюся в дверях женщину.

— Это которая же будет? — прищурив близорукие глаза, та шагнула в купе и, вытянув, как гусыня, шею, всмотрелась в прямоугольнички номеров.

— Тридцать первая? Да вон же она! — говорливая тётка с готовностью ткнула толстым красным пальцем на верхнюю полку по диагонали от неё.

— Это что же такое делается? — С трудом водрузив свой чемодан на полку Марьи, последняя из всей собравшейся в купе четвёрки подняла голову и, приблизившись к столику вплотную, словно сомневаясь в неоспоримом факте, проверила номер на табличке. — Я велела Шурке — нижнюю, а она что? — возмущаясь вероломством невестки, по всей видимости, страстно желавшей спровадить свекровь с глаз долой во что бы то ни стало, пожилая дама шумно выдохнула. — И почему Юрик позволяет так обращаться со своей матерью? — Посмотрев на словоохотливую краснолицую соседку, близорукая пенсионерка сделала недовольное лицо.

— Да потому, что ночная кукушка всегда перекукует дневную, — с готовностью подсказала та, и, в восторге от того, что достойный объект для её словоизлияний наконец-то найден, широко улыбнулась.

…Уплатив проводнику за бельё положенный рубль, молодой человек заправил постель и, забравшись на верхнюю полку, выбыл из компании первым. Менять свою персональную полку на общую скамейку внизу, обманутая бесчестной невесткой Шуркой, близорукая пенсионерка не спешила. Заправив простыню и наволочку, она аккуратно прикрыла свою постель клетчатым одеялом и, обосновавшись на нижней полке, коротала время за чаем и бесконечным разговором со всезнающей самоуверенной тёткой, так и не решившейся расстаться со своей шерстяной кофтой. А Марья, глядя на мелькавшие за оконным окном пейзажи, прислушивалась к своему сердцу, бившемуся от счастья часто-часто, и, ощущая восторг каждой клеточкой своего тела, думала о том, что счастливее её, наверное, нет никого в целом свете.

— Кому обед? — Громыхая судками с ресторанной едой, в дверях появился служащий в белом переднике. — Суп харчо, гуляш, пюре, — пожалуйста, всё горяченькое.

— Не нужно, — отвечая за всех сразу, мгновенно отреагировала Глафира Федотовна. — А вот молочка бы к чаю!

— Можно и молочка. — Взяв с лотка маленький треугольный пакет за верхний угол, он потянулся за ножницами. — Вам открыть?

— Почём? — на всякий случай поинтересовалась Глафира Федотовна.

— Пятьдесят копеек. — Служащий остановился, и его рука с ножницами повисла в воздухе, не дойдя до пакетика.

— Сколько-сколько?!! — от возмущения лицо Глафиры Федотовны стало багровым. — А чего сразу не рупь? Да он же семь копеек стоит!

— Это он в магазине — семь копеек, а у нас — ресторанный прейскурант. — Поняв, что никаких покупок восьмое купе делать не намерено, официант положил пакет обратно и, развернувшись, быстро удалился.

— Безобразие! Спекулянт поганый! Таких, как ты, сажать надо! — громко бросила ему вслед Валентина Прохоровна. — И как не стыдно наживаться на простом народе? Ну я понимаю, вдвое — ещё куда ни шло, да и то много, а тут — в десять раз!

— Он же не от себя цены ставит, у него же прейскурант, — разгневанная пенсионерка вызвала у Марьи улыбку.

— А ты почём знаешь? Молодая ещё, а берёшься рассуждать. — Глафира Федотовна посмотрела в свой стакан с чаем и резко махнула рукой в сторону Марьи.

— Эх, молодые, а уважения — никакого, всё бы только старшим перечить, — мигом подхватила Валентина Прохоровна, напрочь забывая о том, что несколько часов по её милости Марья кукует, сидя в углу. Если в районе Клина и Твери она ещё помнила, что нужно освободить соседке полку, то к моменту проезда через Бологое подобные глупости просто-напросто вылетели у неё из головы.

— И чему их только в школах учат? — мстя за то, что Марья не пожелала составить ей компанию ещё в самом начале знакомства, Глафира Федотовна с возмущением раскрыла глаза. — Что до меня, так я считаю, что начинать прививать уважение к старшим надо с азов, с самого горшка.