Джеймс Уоллер - Унесенные ветром. Век XX

— Ну-ка, надень его.

— Я? — глаза Аннабел вспыхнули светом синих звезд, а спросила она почти шепотом. — Я?

— Разумеется, — улыбнулся Уэйд. — Это же дамское колечко.

Он осторожно взял Аннабел за левую руку, вынул колечко из коробочки, и, наполняясь чувством щемящей нежности, надел колечко на длинный, ровный, изящный палец.

— Что же, и на пальце неплохо, а?

Она осторожно растопырила пальцы — тем особым жестом, какой может воспроизвести только дочь Евы в любом государстве, в любой момент истории.

— На пальце тоже очень красиво, — сказала Аннабел, и глаза ее засияли, как у ребенка, которому показали картинку в волшебном фонаре. Это не был блеск, которым блестят глаза того же ребенка, получившего в подарок новую игрушку — там все-таки присутствовала радость обладания вещью. Аннабел же только любовалась — Уэйд уже хорошо изучил поведение девушки.

— А может быть, тебе какое-то другое больше нравится? — спросил он.

Аннабел молча покачала головой.

— Хорошо, — улыбнулся Уэйд. — Значит, мы купим его.

— Купим?! — тихо, вполголоса ужаснулась она.

— Разумеется, — бодро ответил Уэйд, про себя пожелав продавцу, который прислушивался к их разговору, тут же провалиться в преисподнюю. — Мы покупаем это кольцо, — громко обратился он к любопытному служителю Меркурия, — сколько оно стоит?

— Девять долларов шестьдесят центов, — бесстрастно ответил продавец. — Будете расплачиваться чеком или наличными?

— Ну что вы, за такую мелочь можно и наличными.

Аннабел была потрясена — почти что десять долларов. Ей таких денег за год не собрать. Во всяком случае, она очень редко держала десять долларов в руках.

А Уэйд тем временем расплатился, продавец еще раз продемонстрировал ему кольцо, уложил его в коробочку и, улыбнувшись казенной улыбкой, подал Уэйду. Тот же сунул коробочку в карман пальто с таким видом, словно по меньшей мере раза два в неделю совершал подобные покупки.

Они вышли на улицу, и Уэйд сказал ей:

— Ну-ка, надень сейчас же.

Аннабел сняла рукавичку и позволила надеть колечко себе на палец.

— А теперь зайдем еще в один магазин.

В этом следующем магазине были куплены тонкие кожаные перчатки за один доллар.

— Господи, Уэйд, куда же я в них выйду? — Аннабел почти расстроилась.

— Ладно, может быть, представится тебе еще случай выйти куда-нибудь, — успокоил ее Уэйд. — Будем выбираться отсюда, что ли?

— Да, пора бы уж, темно совсем, — она поежилась. — Который теперь час?

— Восемь. В половине девятого с вокзала уходит поезд на Колумбус. В девять мы будем в Джонсборо, а оттуда уж рукой подать — час ходьбы.

— Тогда давай добираться на вокзал.

— А может быть мы поедем завтра утром? Сядем на поезд в девять утра и спокойно доберемся, при солнышке.

— Как это? — ужаснулась она. — А где же мы будем ночевать, на вокзале?

Конечно, ее не пугала перспектива спать даже на голой земле, но Аннабел очень настороженно относилась к большому городу и к большому скоплению разношерстной публики.

— Ох, Уэйд, говорила я тебе, что не дело это — ехать после обеда, надо было с утра, — она произнесла это без укора и даже без назидания, а просто как бы отмечая про себя: вот, говорила, не послушался, а получается теперь как.

— Что же делать? — пожал плечами Уэйд. — Не каждый день мы бываем в Атланте и не каждый месяц даже. А на вокзале ночевать вовсе незачем, ночуют обычно в отеле.

— А кто нас туда пустит? — осторожно спросила она.

— Да уж как-нибудь попадем, — беспечно ответил Уэйд. — В отели обычно пускают всех, у кого есть деньги.

— А у нас?

— Господи, Аннабел, — он даже развеселился. — Ну, конечно же, у нас есть деньги. Мы вот сейчас сядем на тот трамвай, он нас до ближайшего отеля и довезет.

В трамвае Аннабел совсем заробела, Уэйд это почувствовал. Она крепко держала его за локоть, и в ее больших глазах, которыми она пугливо поводила по сторонам, отражались огни уличных фонарей, свет ресторанов, магазинов.

По правде говоря, Уэйд не был полностью уверен в том, что их пустят вот так, вдвоем. Он уже как-то был в этом отеле, но один, в одноместном номере.

Однако портье только поинтересовался их именами и, вписав мистера и миссис Гамильтон в книгу гостей, выдал им ключи.

— Что же, выходит, мы будем спать с тобой в одной комнате? — тихо спросила Аннабел, когда они поднимались по лестнице.

— Выходит, — ответил Уэйд и сам слегка заробевший от ситуации, которую он создал. Но идти на вокзал было и в самом деле поздно, а возвращать ключи портье, просто совсем неудобно, если не сказать большего. Однако Аннабел больше ни о чем не спросила.

Уэйд отпер дверь номера и впустил ее первой. А в номере и его, и Аннабел ожидал сюрприз — никогда прежде не виденные лампы. Они были гораздо меньше дуговых, напоминали по форме большую грушу с ярко горящей внутри нитью.

— Вот это да, — восхищенно сказала Аннабел. — Похоже на елочную игрушку, правда?

Уэйду всегда нравилось, что в ее характере присутствует детская непосредственность, в которой в то же время не было присущей детям агрессивности и бестактности. Ведь ребенок сейчас бы стал добиваться объяснения устройства этой чудо-лампы, а Уэйд до сих пор встречал только дуговые. Он, конечно, не слыхал о Томасе Эдисоне, несколько лет назад запатентовавшем свое изобретение — лампу накаливания. Энергичный и предприимчивый изобретатель уже успел повсюду внедрить очередное чудо цивилизации — то есть, повсюду в больших городах. Для Аннабел же, которая в основном до сих пор знала керосиновую лампу, эта и в самом деле была чем-то сродни елочной игрушке, а устройство ее мало интересовало.

— Вот, — Уэйд взял на себя роль гида, — это гардероб, здесь можно раздеться, а там ванная комната.

И опять Аннабел напомнила ему Золушку. Когда он открыл кран горячей воды, и тугая струя ударила в стенку из эмалированной жести, Аннабел сказала:

— Сюда же, наверное, галлонов двадцать воды влить можно.

— Я так полагаю, что и все сорок.

— И всю эту штуку можно наполнить только горячей водой?

— Эта штука называется ванной. Разумеется, можно наполнить и даже не один раз.

— Но ведь это же сколько дров надо, чтобы столько воды нагреть! — Золушка выглядела озадаченной.

— Здесь вода нагревается наверняка углем. Его-то нужно гораздо меньше, чем дров.

— Все равно, — она явно прикидывала, сколько сюда войдет лоханок, в которой мылась ее семья. А никель кранов и трубочек, сверкающий в лучах электрической лампочки вводил ее в состояние, близкое к состоянию транса. — Уэйд, а сколько за все это надо платить?

— Не очень много, — успокоил он ее. — Меньше доллара за день.

Она опять задумалась, и Уэйд мог быть уверен в том, что в этой прекрасной головке сейчас пробегают колонки цифр.