Джеймс Уоллер - Унесенные ветром. Век XX

Они поженились на день Святого Валентина. Уэйду к этому времени уже исполнилось девятнадцать лет, а Аннабел летом должно было исполниться восемнадцать. Уэйд мог бы дать телеграмму своей матери, если бы знал, где та находится.

Разумеется, жить они стали в Таре, в той же комнате, которую Уэйд занимал и раньше. Уэйд беспокоился, как бы Сьюлин не повела себя в отношениях с Аннабел высокопарно, как бы она не стала указывать девушке всем своим поведением на место, которое та должна занимать. Что ни говори, а Сьюлин, хотя она и вышла замуж за человека, находившегося явно ниже ее по происхождению, хотя и жила она уже больше пятнадцати лет жизнью, абсолютно непохожей на ее прежнюю жизнь, все же эта Сьюлин могла вспомнить, кем была ее мать, Эллин, и кем был отец того же Уэйда.

Возможно, Аннабел для Уэйда в глазах Сьюлин могла показаться еще менее выгодной партией, чем когда-то Уилл Бентин для нее самой: она тогда была одинокой, сиротой, а мужчин в округе, очень многих, поубивали на войне, особо привередничать не приходилось. Иное дело — Уэйд. Он унаследовал большую часть солидного имения, он был самостоятельный, хотя и относительно еще юный, он обладал красивой внешностью. Он мог бы выбрать себе кого-нибудь и получше Аннабел, у которой единственное неоспоримое достоинство — ее красота.

Так, или примерно так, по мнению Уэйда должна была рассуждать тетка Сьюлин. Возможно, у нее и возникали время от времени подобные мысли, только выхода наружу они не находили. Обращение ее с Аннабел было ровным и приветливым.

Но что больше всего радовало Уэйда — Элла очень подружилась с его юной женой. Может быть, ее, дурнушку, привлекала внешность Аннабел? Но тайком наблюдая за ними, Уэйд понял — в Аннабел Элле нравилось все, как и ему. Даже малышки Марта и Джейн относились к Аннабел с явной симпатией, чего, как и предвидел Уэйд, нельзя было сказать о Сюсси. Иногда, думая, что за ней никто не наблюдает, Сюсси бросала на свою удачливую соперницу взгляд, исполненный испепеляющей ненависти. Казалось удивительным, что в таком достаточно заурядном, вяловатом и даже ленивом создании возникает вдруг заряд злости поистине разрушительной силы — если эта злость найдет выход наружу.

Уэйд очень беспокоился за Аннабел, в голову ему приходили всякие мысли относительно того, что будет, если злость Сюсси все-таки прорвется когда-нибудь наружу. А еще он задумывался над тем, каким странным образом детям передаются свойства родителей. Вот Сюсси очень похожа на отца, как и две ее младшие сестры. Но характер Сюсси явно не напоминал характер Уилла Бентина — доброго, терпимого и терпеливого, очень наблюдательного, умеющего вовремя и ненавязчиво подсказать, дать совет. А кого Сюсси напоминала Уэйду? Он и сам не мог ответить достаточно исчерпывающе. Наверное, Сюсси была похожа на его мать и на Сьюлин, она была О’Хара.

Что касается Аннабел, то та сразу заметила странноватое поведение двоюродной сестры Уэйда. Мало того, она и причину даже определила. Как-то, находясь наедине с Уэйдом, Аннабел сказала просто, ничем не возмущаясь, ни на что не жалуясь:

— Не любит меня Сюсси, очень не любит.

— С чего ты взяла? — Уэйд постарался изобразить наивное удивление.

— Ладно, миленький, ты ведь сам прекрасно знаешь, с чего, — она улыбнулась такой улыбкой, с какой мать говорила ребенку: «Не волнуйся, я с тобой». — Она же ревнует.

— Но почему должна быть только эта причина? — слабо запротестовал Уэйд.

— Причин-то, может быть, и много, да только она меня не любит по одной.

«А ведь дело серьезнее, чем я предполагал, — открытие Аннабел очень огорчило Уэйда. — И не одна она это заметила — Уилл-то в наблюдательности ей не уступит. Ну да ладно. У него-то ума побольше, чем у Сюсси.»

Этой весной Сэм Грант не стал обрабатывать свой участок. Уэйд ожидал, что скорее рано, чем поздно, Грант покинет их округ. Может быть, даже тайно, не расплатившись с ним до конца. Конечно, лучше бы Сэму бросить занятие, разорительное для него самого и для других. Но Уэйда удивила причина, которую назвал Сэм, объясняя свой уход из Тары:

— Сейчас на Юге черному ничуть не лучше, чем полвека назад. Что президент Хейз, что президент Гарфилд — все едино, все для черного плохо. Гарфилд, поди, еще и похуже будет. Вот вы, мистер Уэйд, все разглагольствовали о том, что через свой труд человек обретает все права. Какие же это права приобрели черные, которые трудились, допустим в штате Теннеси, где они с этого года должны ездить в отдельных вагонах по железной дороге? Мыслимое ли это дело — могут оставаться свободные места на поезд, а черномазому не продадут билета по той лишь причине, что вагоны для черномазых уже переполнены? Как же это так, мистер Уэйд, вы ничего не слышали, такой образованный белый джентльмен? Или штат Теннеси так далеко от Джорджии находится? Ну так и в Джорджии черномазого ни за что не пустят в один ресторан с белыми, я уж не говорю — в один театр.

Естественно, так дело и обстояло, но Уэйд как-то не задумывался о подобных вещах, считая их обычными.

— Зачем же тогда было затевать такую войну? — продолжал Сэм. — А Реконструкцию? Сколько лет назад все это было? Когда это кончилось? Нет, мистер Уэйд, я уж лучше подамся на Север, хотя и там черному наверняка не слаще, чем здесь.

Уэйд ничего не мог возразить ему. Да, во всех южных штатах уже существовали запреты на межрасовые браки. Но вряд ли кто из жителей их округа — хоть черный, хоть белый, хоть коренной, хоть пришлый — мог представить себе ситуацию, когда, например, белая женщина отважится выйти замуж за негра. И это казалось естественным — что черные существуют отдельно, белые отдельно. Наоборот, их смешение скорее бы выглядело попыткой ущемить права как одной, так и другой стороны. А что касается театров или ресторанов, так Уэйд их не посещал и не чувствовал себя ущербным от этого. Видно у Сэма Гранта большие претензии в этом отношении.

Но в мае того, 1881, года произошло событие, заставившее Уэйда взглянуть другими глазами на взаимоотношения черных и белых. Как-то утром был обнаружен мертвым издольщик Гордон Казинс. Он ничком лежал около своей лачуги, рубаха на его спине была окровавлена. Из Джонсборо прибыл шериф с помощником, они установили, что Казинс скончался от удара ножом в спину, под левую лопатку. Само орудие убийства шериф с помощником не нашли. Мотивы убийства вроде бы отсутствовали. Если предположить ограбление, то брать у Казинса было абсолютно нечего. Участок свой — он был издольщиком у Тарлтонов — Казинс возделывал кое-как, банку задолжал на несколько лет вперед, да и в лавке Куэйла уже перестал получать виски в кредит. Словом он безоговорочно относился к той же категории людей, что и семейка О’Фланаганов. Конечно, лет двадцать назад он был бы бельмом на глазу добропорядочных плантаторов, его бы называли голодранцем, «придурком», «белой швалью», но сейчас таких в округе развелось достаточно много. Однако Гордон Казинс по уровню достатка, точнее, по уровню нищеты стоял даже ниже О’Фланаганов.