Олег Кудрин - Кармелита. Счастье цыганки

— Что значит — не совсем так? — жестко спросил Астахов, издавна не любящий юридические игрища с формулировками.

— Ну-у-у извините, но я просто обязан уточнить. Мы не знаем точно, что Кармелита жива. Мы только знаем, что в конюшне сгорела не Кармелита.

Баро вздохнул с облегчением.

— Нет, ну если так, то я теперь тоже точно знаю, что она жива! Вот только где она?

— Вот и мне хотелось бы это знать. Поэтому мы и приехали к вам, чтобы прояснить ситуацию на месте. Скажите, кто последним видел Кармелиту?

— Сашка. Конюх, — ответил Зарецкий после недолгой паузы.

— Я должен с ним поговорить.

— Конечно, сейчас я его вызову.

— Хорошо. Только у меня одна просьба. Не сообщайте пока никому, что Кармелита не погибла в пожаре, а просто исчезла. Хорошо?

— Хорошо. Только зачем так делать? Вы что, Сашку нашего подозреваете?

— Так нужно для следствия.

— Ну если нужно, — медленно произнес Баро. — Ладно. Договорились.

Сашка пришел хорошенько пьяненький. И с ходу заявил:

— Это я виноват во всем. Арестуйте меня!

После такого многообещающего начала Солодовников очень оживился. И смотрел на Сашку почти ласково:

— Да-да, хорошо. И в чем же именно вы виноваты?

— Если бы я не пошел в театр, то пожара бы не было. Я — главный конюх. Поэтому обязан был остаться. А раз оставил Кармелиту одну, значит, и в смерти ее виноват я.

Ефрем Сергеевич несколько увял: признание вины оказалось обычной пьяной болтовней. А жаль…

— Скажите, Александр, кто знал, что Кармелита все время проводит на конюшне?

— «Александр» — это он мне? — уточнил Сашка у присутствующих, и, после того, как они утвердительно закивали головами, начал отвечать: — Да все наши знали.

— А кто из чужих, то есть посторонних, мог об этом знать?

— Никто. Хотя… если немного подумать, то все!

В кабинет влетела Марго. Увидев Сашку в центре композиции, рядом со следователем, подскочила к нему. Сашка тут же разрыдался на ее широкой груди.

— Маргошенька! Меня тут допрашивают. А я говорю — правильно. И прошу их меня арестовать. Ведь я это… виноват. Я…

— Что? Подожди. — Марго повернулась к Ефрему Сергеевичу. — Это вы следователь?

— Да.

— Что ж это вы невинного человека мучаете? Не видите, как он напился с горя. Вот и наговаривает на себя.

— А вы, извините, кто?

— Его невеста.

— Невеста — категория не юридическая. Но, видя ваше горячее сочувствие к этому гражданину, поясняю. Я его отнюдь не мучаю, а просто задаю ему вопросы, как человеку, видевшему Кармелиту последним. И, между прочим, до вашего прихода мы беседовали вполне мирно.

— Вопросы? Какие вопросы? Вы что, не видите, человек напился с горя. Что он вам может сказать в таком состоянии? Подумайте. Он ни в чем не виноват, он ничего не видел. Он ничего не знает, это все его фантазии.

— Ты меня не защищай, я виноват, понимаешь, виноват. Бедная Кармелиточка. — Сашка пьяно разревелся.

— Сашка, успокойся, — в конце концов не выдержал Баро. — Кармелита не сгорела в этом пожаре!

Следователь бросил осуждающий взгляд на Баро, но тот постарался его не заметить. Слезы на Сашкиных глазах мгновенно просохли.

— Как? Кармелита жива?! Жива Кармелита! — и пустился в пляс, с приседаниями, каждое из которых грозило нешуточным падением.

— М-да-а, — протянул Солодовников. — Спасибо, господин Зарецкий. Думаю, на этом допрос можно считать законченным. Но, когда он успокоится, проспится и придет в чувство, я все-таки продолжу дознание.

— Конечно. Извините, что не сдержался. Но просто не мог я больше видеть, как он мучается.

Марго с трудом выволокла Сашку из кабинета.

После этого Зарецкий смог продолжить разговор:

— И все же, Ефрем Сергеевич, скажите, а у вас есть какие-нибудь версии, кто сгорел в конюшне?

— Этим мы сейчас занимаемся.

— Как это можно выяснить?

— Сравнить со списком людей, пропавших в последнее время.

— И что?

— Пока результатов никаких. Под имеющееся описание никто не подходит… Но вернемся к Кармелите. У вас-то есть какие-то предположения, где сейчас может быть ваша дочь?

— Нет, — ответили Зарецкий и Астахов дуэтом.

Солодовников несколько удивился самой форме ответа, но не стал заострять на ней внимания. А продолжил сыпать вопросами:

— У нее есть родственники в другом городе?

— Нет, — на этот раз ответил один Баро.

— А друзья?

— Все ее друзья здесь. В этом городе, — теперь говорил Астахов.

Следователь задумался.

— Что ж, будем работать. Думаю, ситуация прояснится очень скоро. Но, если у вас появится какая-нибудь информация о вашей дочери, сообщите мне.

— Хорошо, — сказал Зарецкий. — Но и вы держите нас в курсе расследования.

— Разумеется. Всего доброго.

— До свидания, — сказали Николай и Рамир дуэтом.

Следователь ушел.

И вдруг все почувствовали, что недавняя радость куда-то отступает. А вместо нее в сердце поселяется пусть не отчаяние, но тревога. Общее настроение словесно выразил Астахов:

— Жива-то она жива… Только где все-таки Кармелита?..

В табор Люцита вернулась в приподнятом настроении. Степку сразу не нашла, пошла в свою палатку, начал разбирать вещи, готовиться к возвращению Богдана. Если уж он пошел на выздоровление, то, значит, точно скоро домой вернется.

Тут ее кто-то позвал:

— Люцита, к тебе можно?

— Можно.

Вошел Степка, сказал чуть смущенно:

— Здравствуй, мне передали, что ты меня искала.

— Да, Степка, сейчас ты мне очень нужен.

Он мгновенно оживился.

— Да-да, конечно. Ты же знаешь?! Я всегда рад тебе помочь.

— Мне — да. Знаю. Но сейчас разговор не обо мне. С тобой хочет поговорить Богдан.

Степка мгновенно нахмурился.

— Не о чем мне с ним разговаривать. И вообще, Люцита, для меня он навсегда останется не Богданом, а Рычем.

— А ты хоть знаешь, где сейчас Богдан?

— Нет.

— Хорошо. Значит, цыгане все же умеют хранить тайны. Тогда я тебе сама все расскажу. Богдан в больнице. Он тяжело ранен. В него стрелял тот, кто убил Бейбута. Точнее, стреляли не в него, а в женщину, в милиционершу. Но он прикрыл ее собой. Так-то. А ты говоришь: «Не о чем разговаривать». «Навсегда останется Рычем».

— Да-а-а, — только и смог сказать Степан.

— Вот тебе и «да», — не давала ему опомниться Люцита. — И теперь убийца Бейбута в тюрьме… А Богдан — в больнице. И ему там сделали уже две операции. Врачи очень опасались за его жизнь. Я и сейчас не хотела отходить от него, но он попросил позвать тебя. Уж не знаю, что он хочет тебя сказать, но прошу: выслушай его. Согласись, это не очень большая просьба после всего того, что он пережил и сделал?

Степан сел рядом с Люцитой, сказал примирительно.

— Хорошо, Люцита. Прости меня, что не сразу согласился, но я действительно ничего не знал. А так… Если так, то что ж… Оно, конечно…