Уинстон Грэхем - Фортуна-женщина. Барьеры

Мне начало казаться, что и впрямь существуют пути к согласию.

— Значит, Рекитт в курсе?

— Да. Пришлось посвятить его в эту историю.

— Он также примет участие в переговорах?

— Возможно, если сочтет это дело достаточно важным, чтобы пожертвовать уик-эндом в деревне. И вот что. Перед лицом того факта, что Макдональд все-таки уже подал жалобу в Совет Ассоциации, я счел своим долгом пригласить одного из членов Совета. Разумеется, все будет неофициально, но присутствие абсолютно незаинтересованного лица, лично не знакомого ни с одним из вас, не помешает.

— Они согласились?

— Да. На этой неделе в городе будет некий мистер Спенсер из Бирмингема. Он — бывший президент Ассоциации и весьма здравомыслящий человек. Думаю, он вам понравится и все будет хорошо. Все мы заинтересованы в том, чтобы замять это дело — и одновременно показать, что нам нечего скрывать.

Примерно через час позвонил Генри Дэйн и безо всякой подготовки выпалил:

— Я видел вашу жену.

— О? Когда?

— У меня выдались свободные полчаса, поэтому я позвонил ей и пригласил к себе в контору. Мы довольно долго беседовали. Она только что ушла.

— Вы удовлетворены?

— Вполне.

— Значит, ваша цель была — увидеться с ней наедине?

— Естественно. А теперь я хотел бы встретиться с вами. Как насчет того, чтобы завтра пообедать вместе?

— Хорошо. Но… я не последовал вашему совету.

— Она мне сказала. Мы об этом еще поговорим. Значит, в час в ”Красном кабане”?

— Спасибо.

Вечером я довольно поздно приехал домой. Сара приготовила ужин. Прошло совсем немного времени, а квартира уже приобрела отпечаток ее личности. И дело было не в длинных черных перчатках на книжкой полке и не в одинокой гвоздике, уцелевшей от букета, который я преподнес ей в день возвращения в Англию, — ее обрезали и обрезали до тех пор, пока не осталась торчать из бокала на столе одна головка. Нет, это было нечто неуловимое, разлитое в воздухе и обусловленное одним лишь присутствием красивой, изящной женщины.

Конечно, меня можно было упрекнуть в сентиментальности, сказать, что это банально и вполне в порядке вещей, но со мной это происходило впервые. Меня никогда никто не ждал — какая уж тут банальность?

Сара взяла мое лицо в ладони и отодвинула от себя, чтобы получше рассмотреть.

— В чем дело, Оливер? Еще что-то случилось?

Я улыбнулся.

— Нет, все то же самое. Давай ужинать.

О Трикси до сих пор не было ни слуху, ни духу, и, хотя Сара потратила целый день на поиски, ей так и не удалось напасть на след Клайва.

После ужина она попробовала говорить о чем-то постороннем, приятном, не имеющем отношения к этой истории. Конечно, из этого ничего не вышло.

Я спросил:

— Значит, ты ездила к Генри Дэйну?

Она сидела на скамеечке у камина, а услышав мой вопрос, подалась вперед и подбросила в топку угля.

— Откуда ты знаешь?

— От него самого. Он позвонил, как только ты ушла.

— И что сказал?

— Ничего особенного. Предложил обсудить это завтра за обедом.

— А…

Я подождал немного.

— Как он тебе понравился?

Сара выпрямилась и сжала ладонями края скамейки.

— По-моему, он порядочный человек.

— Он спрашивал о твоей роли в этой истории?

— О, да.

— Тебя что-нибудь покоробило?

Сара подняла на меня глаза, и ее лицо осветилось грустной улыбкой.

— Да нет, он был очень мил. Но мы чуть не поцапались.

— Как?!

— Знаешь, дорогой, если меня когда-нибудь будут судить за убийство, то мне вряд ли предстоит более суровый перекрестный допрос, чем тот, который я выдержала сегодня.

— Но что он сказал? О чем спрашивал?

— Нет, ты не думай, он был весьма любезен. Потом мне было даже смешно вспоминать все эти: ”Где вы были в ночь на четырнадцатое?” Сроду не воспринимала подобные вещи всерьез.

Разъяренный, я вскочил с места.

— Что он тебе сказал?

— Стоит ли пересказывать? Это же очевидно. Когда я впервые с тобой познакомилась? Каковы были в то время мои отношения с Трейси? Почему первый поджог не увенчался успехом и когда Трейси посвятил меня в свои намерения — спалить Ловис-Мейнор? Когда я рассказала об этом тебе? Как нам впервые пришла в голову мысль околпачить Трейси? А также…

— Боже милосердный! — вырвалось у меня.

— Как часто мы встречались в Лондоне без его ведома? На какую сумму Трейси застраховал свою жизнь? Зачем мне понадобилось создавать себе железное алиби в Йоркшире, если я не знала о планах Трейси и твоих? Неужели я всерьез рассчитываю на то, что кто-нибудь поверит, будто все четыре месяца после пожара мы с тобой не состояли в переписке? Что это нам вдруг взбрело в голову пожениться? Или нас вынудили обстоятельства? Сколько раз я чинила препятствия твоей встрече с ним? И так далее, и тому подобное — до тех пор, пока я окончательно не утратила способность здраво рассуждать.

Первое время я не находил слов. Потом сделал движение к Саре, но она встала и отвернулась.

— Я пришла домой выжатая, как лимон. Но потом, по зрелом размышлении, даже порадовалась, что все так вышло.

— Чему тут радоваться?

— Видишь ли… — она как-то загадочно посмотрела на меня. — Я поняла: в каком-то смысле перекрестный допрос — полезная штука. Он помогает очистить ум от всего мертвого, наносного. Начинаешь видеть вещи в истинном свете, как бы они ни были тяжелы и неприятны.

— Например?

Она не ответила.

— Сара, мне бесконечно жаль. Ни за что не думал, что он способен на такую жестокость.

— Я знаю. Неважно. Может быть, это даже к лучшему. Мы слишком долго закрывали глаза на истинное положение вещей.

Утром в четверг я был занят: слушалось дело Колланди, так что я выбрался из конторы около часу. В час двадцать я вошел в ”Красный кабан” и увидел Генри Дэйна за его обычным столиком в углу.

Перед уходом из дому Сара взяла с меня слово держаться цивилизованных рамок поведения, да и мои собственные интересы требовали этого. Весь вечер она была задумчива и рассеянна и плохо спала ночью.

— Извините, что опоздал, — я подсел к Генри. В каком-то отношении Дэйн — чудовище!

Он отложил номер ”Таймс”.

— Цены на медь снова пошли вверх. А мы все накапливаем, накапливаем запасы… Что будете пить?

Наверное, я что-то заказал, потому что вскоре официантка вернулась с бокалом. В зале был спертый воздух, поэтому я не решился курить.

Генри бросил на меня проницательный взгляд.

— Я слышал, утром в субботу вы встречаетесь с Макдональдом и остальными, и пригласил вас, чтобы по возможности выяснить, какой линии поведения вы намерены придерживаться.

— Еще не решил.

— Вы, конечно, понимаете, что все выйдет наружу?

— Пожалуй.

— У вас не должно оставаться никаких сомнений на этот счет.