Маргарита Кармин - Царица снов

— Боюсь, что преграда вам не по силам, — усмехнулась она.

Он побледнел:

— Значит, вы считаете, что после того… как вам… удалось уйти от меня… вы теперь можете… Нет же, Ли, я докажу тебе, что значит оскорбление, нанесенное Ричарду Бруму! Не воображай, дорогая, что любая певичка из отеля, удостоенная милости и снисхождения, может делать все, что ей вздумается. У меня также есть терпение. Я применил все способы, чтобы заставить вас образумиться, и вы, наконец, согласились, вы согласились на помолвку со мной. Я поступил с вами благородно; и как вы отплатили мне за это?

— Благородно? — воскликнула Лолиана. — Ваше благородство, сударь, достойно осуждения. Вы считаете, что поступили благородно, заставив страдать мою подругу в ответ на мое презрение к вам, пытая ее только для того, чтобы я согласилась принять ваши гнусные предложения?!

— Да, но я люблю тебя! — с какими-то дикими нотками в голосе воскликнул он, внезапно рухнув перед ней на колени и обхватив ее колени руками. — Неужели ты так жестока, что и сейчас останешься холодной ко мне, неужели ты не видишь, как тяжело мне было без тебя?! Посмотри же, я просто сошел с ума с тех пор, как ты сбежала от меня! Я люблю тебя, и, если у меня нет никакой надежды, я разрушу весь мир, но добьюсь вас! Бог или дьявол — я не знаю, кто, — послал мне эту счастливую возможность, и я ею воспользуюсь, но не как в прошлый раз!

Лолиана с ужасом слушала эти слова и испуганно смотрела на перекошенное от гнева лицо Брума.

— Пустите, пустите! — испуганно и в то же время гневно глядя на него, повторяла она. — Я буду кричать! Пустите меня!

— Кричать? Своему мужу? Это твой муж? О да, Ли, никогда бы я не подумал, что кучер может обладать такой внешностью! — Он захохотал. — Но я теперь совершенно никого не боюсь — люди мне никогда не были страшны, а бог… О, ради тебя я презрел бога! Ли, я больше не могу без тебя! Внутри меня сидит какое-то чудовище, оно пожирает мою душу, сжигает ее, оно хочет задушить меня, и оно сделает это, если ты не станешь моей! Чего же ты хочешь еще? Я пробовал взять тебя любезностью — я подступал к тебе, как мог; сколько просьб моих разбилось о твою непреклонность! Таких слов я не говорил ни одной женщине на земле! Ничто не берет тебя! Ничто не способно тронуть твое каменное сердце! Я прибегнул к насилию, я велел пытать твою служанку; но и здесь ты обманула меня! Я хотел заставить тебя подчиниться моей любви, но… ты… — Он задыхался. — Я не могу больше, эта страсть сведет меня с ума! Я уже почти безумен…

Лолиана не могла вырваться от него, поэтому, совершенно перепуганная, она крикнула:

— Джоуд! Джоуд!

Но Король не приходил. Она кричала довольно громко, а между тем его все не было. Лолиана беспомощно билась в руках Ричарда Брума и с ужасом думала об уходе Короля.

Она рванулась вперед и наконец-то освободилась, но до двери было далеко; к тому же Ричард преградил ей дорогу. Недолго думая, Лолиана бросилась к столу, вынула из ящика пистолет Джоуда; повернулась к Ричарду, взводя курок.

Брум отступил. “Откуда у женщины пистолет? Хотя… впрочем…”

— Лолиана, — прошептал он, вновь подходя к ней. Она направила оружие на него. Теперь он не сомневался: она только грозит, выстрелить не сможет. Однако подойти к ней слишком близко не решался.

— Джоуд! — крикнула она, отступая к самой стене.

Ричард оглянулся и встал у двери, чтобы Лолиана не смогла вырваться из комнаты. Тоже что-то крикнул, видно, призывая своих слуг.

Лолиана дрожала всем телом. Где Джоуд? Что с ним? Отчего он так долго не возвращается? Неужели он не слышит? А между тем, нельзя было терять ни минуты. Нужно было что-то предпринять.

Она бросилась вдоль стены к камину, выхватила еще не тронутый огнем уголек и написала на обоях — только два слова, большими буквами: “Ричард Брум”.

Больше она ничего не успела. Смутно вспомнилось, как ее обезоружили… толкнули в какой-то закрытый экипаж… кто-то прижал ее, крепко связанную, к себе… и она потеряла сознание.

Джоуд вошел в конюшню вслед за хозяином гостиницы и слугой. Ноги были искалечены у всех лошадей, кроме упряжки молодого человека, который сейчас как раз готовился в дорогу. Джоуд, кажется, о чем-то догадался. Он взял фонарь и наклонился, чтобы еще раз осмотреть раны. И в эту минуту почувствовал страшный удар по голове.

От этого удара он свалился и остался лежать, сжимая в руке фонарь.

Удар нанес тот самый слуга, пришедший вместе с ним и хозяином гостиницы. Удивленный и растерянный хозяин — добродушный толстяк с хитрыми глазками — хотел было закричать, поднять тревогу. Но слуга замахнулся и на него, прижал его к стенке, грозя расправой, если хоть кто-нибудь узнает о случившемся. Напуганный толстяк поклялся молчать, и слуга Ричарда Брума (это был именно один из его людей: тот, что однажды исполнял роль палача, которая ему очень понравилась) отправился докладывать своему барину, что дело сделано. О том, что молодой человек, как раз намеревавшийся отправиться в дорогу, был не кто иной, как Брум, вы сами догадались.

Однако, оставшись в безопасности, толстяк взглянул на окровавленное лицо Короля — и как будто проникся сочувствием. Или просто-напросто расчетливый ум подсказал ему, что за подобные неожиданные услуги можно кое-что поиметь от такого богатого, но такого невезучего джентльмена? Одним словом, хозяин решил перетащить раненого, но живого Короля в дом.

Рана была не столько тяжелой, сколько страшной с виду: уже ночью Джоуд пришел в себя. Однако предположения хозяина насчет поживы не увенчались успехом. Едва только Джоуд смог встать на ноги, он бросился искать Лолиану. Спросил, будто опасаясь, что некие его предположения окажутся верными:

— Где она?

— Кто, сударь? — спросил хозяин, удерживая его.

— Лолиана… — Он снял с головы мокрое полотенце. — Женщина, что приехала со мной… Где она?

— Не знаю, сударь. Она уехала…

— Когда?

— Вечером…

— Куда она уехала?

— Сударь, вам нельзя вставать, вы ранены. Она уехала с каким-то господином… С молодым человеком, который приходил к ней…

Джоуд вскочил и, отшвырнув от себя испуганного, пытающегося его удержать хозяина, ворвался в комнату, где оставил Лолиану.

Там царил неописуемый хаос. Все стулья валялись, перевернутые, на полу, дорожка была смята и брошена в угол, а на стене огромными черными буквами было написано рукой Лолианы чье-то имя. Джоуд побледнел и бросился к хозяину.

— Как звали человека, с которым она уехала?

— С… сэр, я не помню… Сэр, простите, я, правда, не помню… Возьмите книгу, там написано его имя…

Джоуд схватил книгу и прочел имя, не замеченное им прежде. Стиснул зубы. В ярости ударил кулаком по стене. И бросился в конюшню.