Вадим Андреев - Встреча влюбленных

— Пока да. Но это в счет будущего выступления, разумеется! — и она взяла деньги, протянутые ей антрепренером. — А теперь я хотела бы переодеться.

— В таком случае не буду вам мешать! Пойду приготовлю кофе! — сказал хозяин и удалился на кухню.

После кофе Анита приняла успокоительное и села подремать в плетеном бамбуковом кресле на балконе, но незаметно для себя забылась глубоким тяжелым сном… Ее разбудили яркие горячие лучи утреннего солнца.

Анита быстро привела себя в порядок, поправила светлое сари, подкрасила тику и, поблагодарив своего покровителя и коллегу, покинула его дом.

Она вышла на шумную улицу и решила немного пройтись. От жары и смога ей стало не по себе, и она поспешила зайти в тенистое кафе. Здесь она заказала себе легкий завтрак и манговый сок. Поев, она расплатилась и пошла в магазин. Чтобы немножко порадовать своих домочадцев, она решила сделать им небольшие подарки: Бету она купила белую хлопчатобумажную рубашечку и шорты, Алаке — куклу и легкое прозрачное платьице, а Берджу — кожаные сандалии. Не забыла она и о животных, купив для них кое-что из еды, и пошла на остановку автобуса, который, миновав бывший «черный город», довез ее к счастливой для нее окраине, бедному поселку, где она вновь обрела вкус к жизни и где счастье было так возможно, так близко… Она отогнала от себя досаду, которая накатывалась на нее, как волна, вновь и вновь заставляя сомневаться. Но сердце ее стремилось туда, к своей семье, к Берджу, его милым детям, к забавным и преданным Бахадуру и Божанди. Анита решила, не откладывая, во всем признаться Берджу, рассказать ему о своей погибшей юности и молодости.

«Молодость! — грустно подумалось ей. — Скоро и она пройдет».

Отмахнувшись от невеселых мыслей, она быстро зашагала к хижине Берджу, ставшего ей таким дорогим…

Ночь была душной. Крики павлинов раздражали Берджу. Он лежал у стены на одеяле. Глаза его были открыты, голова раскалывалась от мыслей. И как он ни старался, уснуть ему не удавалось.

«Надо же такому случиться! Какой же я глупец! Поверил женщине! Да что я! Детей жаль. Они, бедные, так полюбили ее! Но и я не смогу теперь жить без нее… Что делать? Как было все спокойно до того, как Анита появилась в моей жизни! А все мечты… Разве может полюбить меня, бедного фокусника, такая женщина?»

Его мысли прервали тихие всхлипывания. Он прислушался. Встал и подошел к дочери. Алака плакала, лежа на спине. Ничего не сказав, Берджу вернулся на свое место. Бету тоже не спал, время от времени шумно вздыхая.

«Вот незадача! Угодили мы всей семьей в западню. Ну, ничего… Что-нибудь придумаем. Наверное, надо уехать куда-нибудь. Может, со временем дети забудут ее. Время вылечит все! Довольно, Берджу, — уговаривал он себя. — Это господь приоткрыл завесу, и ты на мгновение увидел счастье, а теперь успокойся, хватит… Будь мужчиной!»

Он полюбил Аниту всем своим существом, всей душой, и при одной мысли о том, что она обманула, предала его, Берджу становилось плохо, и он стал уговаривать себя:

«Просто так получилось. У нее неполадки с мужем. Но муж, как бы ни мучил свою жену, а все-таки имеет на нее права. Почему она ушла? Я ведь не выгонял ее. А может быть, ей стало стыдно? Может быть, она еще вернется? Наверное, надо поискать ее! Но где?» — терялся он в догадках.

— Отец! — послышался страдальческий голосок Алаки. — Позови маму! — Эти слова больно ранили сердце артиста. — Отец! Я к маме хочу! — не унималась Алака, всхлипывая. — Без мамы я ни за что не усну…

Берджу молчал, не зная, что ей ответить. В тишине раздавались тихие, разрывающие его сердце всхлипывания малышки, которая звала мать в эти снова осиротевшие стены.

— Отец! Маму надо вернуть! — с тоской в голосе тоже захныкал Бету.

«Ну, началось! — подумал раздосадованный отец семейства. — Ну что я могу сделать?!»

Волна раздражения медленно, но верно подтачивала его выдержку. Глубоко страдающие души детей давили на психику Берджу. И он не сдержался. Вскочив, как ужаленный, со своего ложа, он громко «повелел» Бету и Алаке прекратить бесполезные просьбы и оставить все надежды, но они не унимались.

— Замолчите! — снова закричал Берджу. — Кто вас кормил? Кто вас поил? Кто вас вырастил, неблагодарные, кто?! А? — с горечью спрашивал он их, подавляя слезы обиды, которые наворачивались на глаза.

Но эта словесная атака не принесла желаемого результата. Дети еще больше разволновались и громко заплакали.

— Замолчите, неблагодарные! — повторил он, впадая в гнев. — Замолчите!..

Алака, сжавшись от страха в комочек, закричала во весь голос. Берджу забегал по комнате, не зная, что предпринять.

— Замолчи! Перестань плакать! — набросился он на дочурку, чувствуя, что больше не вынесет этого. — Перестань! Выпорю, если не перестанешь плакать! — тихо, но грубо и внушительно предупредил он ее.

Бету затих совсем, но девочка продолжала всхлипывать. Схватившись за голову, Берджу вышел из дома и сел во дворе, но так и не смог сомкнуть глаз до самого утра. Глядя на бесчисленные молчаливые звезды, он вспомнил и перебрал до мельчайших подробностей всю свою жизнь. Вспомнил своего отца, свою мать, которые рано ушли туда, к звездам, оставив его одного мучиться на этой земле…

«Может быть, они видят меня, и души их плачут сейчас вместе со моей… Разве мало мне, Господи, забот о хлебе насущном, забот о малых детях? Зачем, Всевышний, ты послал мне еще одно испытание?» — Берджу стал молиться и вспоминать свое детство.

«Скорее бы утро, — вздохнул он. — Сможем ли мы завтра выступать? Вряд ли. А надо бы…»

Отделившись от синего мрака бездны, скатилась и погасла сначала одна звезда, потом другая, потом еще и еще… Показался тонкий, как дужка ведра, только что народившийся месяц. Берджу, нащупав в кармане анну — мелкую монету, «показал» ее молодому месяцу…

«Деньги! А зачем мне они теперь? — без всякой надежды на будущее подумал он, но вдруг опомнился. — Нет, все же нужны! У меня дети, мое будущее!» — заключил он, влекомый особенной силой, неведомой ему, таинственной, как Бог, как Вселенная, как сама жизнь и ее цель…

«Не смогу я без нее, — пришел он к выводу. — Что же мне делать?» Берджу впал в полное оцепенение. Его мозг утомился, но спать он не мог и лежал неподвижно, не в силах расстаться со своими упрямыми мыслями…

Прокричали третьи петухи. Берджу с трудом поднялся на ноги, подошел к колонке и подставил голову под живительную струю воды. Затем сделал несколько жадных глотков и почувствовал некоторое облегчение. Но ощущение потери, беспомощности парализовало его волю. Он сел на пороге, опустив свою «горемычную» голову на грудь.

«Смейся, паяц, над разбитой любовью», — вспомнились ему слова из итальянской оперы. — Она прекрасна, словно ягоды гунджи! Отчего она ушла? Ушла, не сказав ни слова?! Погубила она меня! Погубила! — убивался Берджу. — К кому обратиться за советом? Кто мне поможет?!» — Он едва сдерживал слезы.