Вадим Андреев - Встреча влюбленных

— Нет, нет, дорогой! Что ты придумал! Это исключено! Кто же отдает своих детей?! — она осеклась и внимательно посмотрела на спокойное лицо своего супруга, освещенное луной.

— А теперь, Анита, послушай историю Алаки. Однажды, в сезон дождей, четыре с лишним года назад, мы с Бахадуром брели по дороге. За спиной у меня мок под дождем Бету, на правом плече — Божанди. Барабан неприятно ударял меня по бедру при каждом шаге. Бахадур тащил узел с канатом, флейтой и кольцом. Мы ужасно устали и проголодались и потому плелись очень медленно. Какие там выступления в сезон дождей! Мы были на Кроуфордском рынке, прошли мимо Ипподрома, потом по Гарден-роуд приблизились к тому самому переезду, о котором ты мне говорила. И вдруг Божанди и Бахадур обнаружили в контейнере для мусора плачущего младенца. Обезьянка прижала его к себе и не хотела ни за что выпускать из рук. Я молился, чтобы Всевышний освободил меня от нового испытания, говорил, что не подряжался подбирать всех подкидышей, приказывал своим питомцам положить «находку» на место, но они упрямо не подчинялись моим командам. Я не был уверен, что смогу прокормить еще одного ребенка. Тот день, когда это случилось, запомнился мне навсегда…

— Когда это было? — отрывисто спросила Анита.

— Сезон дождей — барсат — длится с июля по сентябрь. Так это было десятого сентября. Это я знаю точно! Хоть ночью разбуди — отвечу. Так вот, Бахадур, подлец, схватил меня за штанину, когда я хотел уйти, и чуть не разорвал ее, не выпуская из пасти. Последние мои штаны! Представляешь, как он с ними обошелся?! А хануман так прижимала ребенка, словно собиралась тут же кормить его своей грудью. Я подошел и посмотрел на младенца. Он был весь мокрый и, конечно, продрог. А уж как он кричал! И мое сердце не выдержало: я взял его, несмотря на то, что нам и самим порой совершенно нечего было есть. И горсти риса не бывало иногда в нашей лачуге. Но Бог дал, все пережили. Видишь, какая растет красавица?! Каков у нее голосок, грация?! Алака, моя дочурка, обещает быть чудесной девушкой, не правда ли?! — гордо закончил он свой рассказ и вздохнул. Потом Берджу с любопытством посмотрел на Аниту. Она напоминала ему богиню Сарасвати, всю в лунных лучах. Не хватало только лютни. — Она будет такой, как ты, Анита! Такой же красивой, умной и прекрасной, как богиня! — добавил он.

— Боже мой! Берджу! — тревожно и радостно воскликнула Анита, словно первооткрыватель, увидевший землю среди пустынных вод.

— Что такое? О чем ты, дорогая? — захлопал тот глазами, ничего не понимая.

— О том, что Алака — моя дочь!

— В этом никто не сомневается! — успокоил ее фокусник будничным тоном.

— Нет, нет! Ты не понял! — Анита порывисто схватила мужа за руку и притянула к себе. Они сели на скамейку рядом с клумбой тюльпанов. — Алака — моя дочь!

— В каком смысле? — переспросил растерявшийся Берджу.

— В том смысле, что я родила ее…

Артист застыл, как изваяние языческого божества. На языке у него вертелся вопрос, который он не смел произнести. Кое-как справившись со своим замешательством, он еле слышно выдавил из себя:

— Ты?! Как же так?!

— Когда родился ребенок, я решила снова вернуться к Авенашу, но он не признал его своим и снова выгнал нас вон, прямо под дождь. Этому всячески способствовала свекровь. И все по той же причине: оттого, что я осталась без наследства, так как мой отец разорился. Деньги оказались для них священней самой жизни на земле, как говорится, волосы дороже головы!.. Напоследок они оскорбили меня такими страшными словами, что и повторять не хочется, заодно облив грязью и мою невинную девочку… Я ведь даже не успела дать ей имени…

— Алакой ее назвал Бету, — вставил Берджу.

— Они выгнали нас в дождь, на улицу без всяких средств к существованию! Они убийцы! И должны понести наказание! Моя дочь отомстит за себя и за меня!

— Господь накажет этих негодяев! Я уверен! — грозно вторил Аните муж, нежно прижимая ее к себе.

— Я… я упала рядом с поездом на рельсы и потеряла сознание, а моя дочь оказалась в мусорном ящике! Боже! И она жива!.. — Анита подняла руки к небу, и по ее щекам потекли слезы покаяния, счастья и воскресения… Силы покинули молодую женщину, и она упала на траву.

Берджу совсем растерялся. Он не знал, что делать, и только приговаривал:

— Анита! Анита! Ведь это великая радость! Ты нашла свою дочь! О, Боги! О, Творец наш Всевышний, слава тебе!

Анита рыдала. Берджу осторожно приподнял ее и стал вытирать слезы.

— Теперь все будет хорошо, милая! У нас с тобой праздник. Настоящий праздник!

— Да?

— Конечно!

— Ах, Берджу, что за глупости я говорю! Любимый, если бы не ты, что было бы с Алакой?! Ты — мой повелитель! Ты — мой Бог, Берджу! Ты спас мою дочь, ты воспитал ее! Ты дал ей кров и отцовскую ласку! А дети спасли мне жизнь! Вы все для меня дороже самой жизни. И я отдам ее за вас без колебаний! — и она снова залилась слезами.

Бахадур подошел к Аните, виляя пушистым хвостом, и лизнул ее в щеку. Она стала понемногу успокаиваться.

Супруги так и просидели до утра, тесно прижавшись друг к другу. Это были отец и мать, которая обрела свою кровную дочь.

— Берджу, — тихо сказала Анита, — все эти годы у меня было такое ощущение, как будто я несу на своих плечах и на сердце незримую черную скалу, которая вот-вот упадет и раздавит меня. Ты один поддержал меня, дал мне силы своей любовью. А сейчас, когда я узнала, что Алака — моя дочь и что только ты — причина ее спасения, эта скала упала с моих плеч и сердца. Я свободна, любимый! Я прежняя Анита! Ты видишь перед собой ее новое воплощение — аватару!

Берджу был растроган. Первый луч солнца горячей стрелой пронзил светящийся небосвод и упал на проснувшуюся землю…

Короткие часы тропической ночи проходят быстро. С первыми проблесками зари город снова оживает.

Муниципальные свиперы — подметальщики из касты неприкасаемых принимаются за уборку. Они босые, в грязных чалмах, в руках у них — веники и совки. На корточках или сгибаясь до земли, подметальщики шаг за шагом передвигаются по мостовой, наводя чистоту.

В сквере, на зеленой полянке, энтузиасты гимнастики проделывают упражнения по древней системе «йоги». Один из них сидит, закинув ногу за шею, другой делает вращательные движения мышцами живота, третий, заткнув пальцами нос и уши, на долгие минуты задержал дыхание, четвертый стоит на голове…

Это — «часы пота», интенсивного труда в основном интеллигенции, время, когда жара еще не вошла в свою силу и солнце еще не бросило обжигающий, как огонь, луч.

В длинных красных рубашках с бляхами тянутся к вокзалам носильщики. На фабрики и заводы пешком, на автобусах или на велосипедах направляются рабочие. У многих из них под мышкой — медная кастрюлька с обедом.