Вадим Андреев - Встреча влюбленных

В комнате стало уютнее и теплее. Глаза присутствующих подобрели. Исчезли морщинки у глаз и ртов. Отдохновение пришло в сердца тружеников. Пора и о душе подумать.

— Наша жизнь, — сказал Берджу, — отравляется мыслью о смерти, тенью неизвестного. А все оттого, что часто мы выпускаем из рук посох веры… А вера — это великий Ангел-хранитель на пути человеческого познания. Это — истинный вестник и помощник человеку. Ведь если бы Бог открыл нашему мышлению то, что ждет нас после разрушения нашего тела, могла бы исчезнуть жизнь на земле. Кто бы из вас в поте лица своего пахал, сеял и собирал урожай, мучился, страдал, болел, если бы знал, что там, на том свете, — благо? Но Бог «завесил» наше сознание. То тайна великая есть! — Берджу, как истинный артист, поднял палец кверху. — Но есть великий Ангел-хранитель — вера. Ее нам дали Великие Святые, вернее, дал Бог через них.

Все слушали поучительную речь Берджу со спокойствием и пристальным вниманием, переживая в воображении и душе каждое его слово и интонацию.

— Редким, избранным людям, — продолжал Берджу, — Творец открывает тайны бытия в раннем возрасте. Вы ведь все являетесь свидетелями, что именно в позднем возрасте, в старости, человеку по частям открываются тайны жизни. Всеобъемлюще тайна не открывается никому, а только по отдельным частям. Отсюда и вера у людей разная и порой сектантская, а не гармоничная. Даже Будда, великий Просветленный Гаутама, принес нам лишь часть тайны!.. — Берджу умолк.

— О, Берджу сладкоголосый! — негромко начал хозяин. — Я часто представляю Гаутаму. Каким он был, этот сын царя? Мне, землевладельцу из касты вайшьев, хотя здесь присутствуют мои друзья из каст паси, занимающиеся животноводством, шудров, выполняющие самую черную работу, чалматы — кожевники, но мы все — труженики… На грешной земле живет обезьяна, живут кошка и собака… Так, извините, я о Будде… Этот сын царя — не чета нам, беднякам — оставил богатство царства Капилавасту, и пошел к людям, проповедуя им истину, терпя лишения… Мне однажды приснился сон… Вижу я нашу вот эту улицу. Идет по ней Пресветлый Будда, тихо и скромно, в желтом одеянии, с чашей для подаяний в руках, погруженный в думы. Его спокойное лицо не было ни радостным, ни грустным, оно как будто освещалось улыбкой изнутри. Со скрытой улыбкой, спокойно, напоминая здоровое дитя, шел вперед Будда, ставя ногу так же, как и все его монахи, по точно предписанным правилам. Но его лицо и походка, его тихо опущенный взор, его свисающая рука и даже каждый палец на этой опущенной руке дышали миром, дышали совершенством. В них не чувствовалось никаких исканий, никакой подражательности; от них веяло кроткой неувядаемой безмятежностью, неугасимым светом, неугасимым миром…

Я смотрел на него, сидя на лавке, и не смог, как ни старался, оторваться, чтобы совершить подаяние Святому. Не смог даже промолвить слова, чтобы спросить его, о чем, не знаю сам… Мне стало тяжело дышать, и я проснулся. Весь потный, вышел за калитку. Полная луна заливала землю… Свет был густой, серебряно-желтый, как праздничное сари моей жены.

— Да… Вот так сон! Ты хоть во сне его видел! — сказал сосед Берджу, старик с седым чоти на бритой голове, и поблагодарил Виджая за прекрасный рассказ о Всевышнем.

— Да, — продолжал старик, — я его таким и представлял, Виджай, каким ты увидел его во сне. Он действительно переплыл море вещей и был безмятежен и спокоен, утвердившись на камне Истины. Это — настоящий брахман. Слава ему! — и он выпил кружку вина залпом. Вытерев губы тыльной стороной правой руки, он, откашлявшись, добавил: — А вот буддизм, как религия, все же рассыпался и вошел в другие частицами…

— А это от того, что зачастую мы кладем Идеи и Истины каноном в религию, и он обрастает, как камень мхом, обрядами, правилами…

— Э…э, Берджу, без правил нельзя! — послышались голоса.

— Да, без правил нельзя и без обрядов нельзя. Человек слеп, он заблудится без правил, без закона, — сказал молодой парень в ангочхе. — Но как бы там ни было, все это — движение человека к познанию мира. Пусть он ошибается, но вехи на пути этом он должен ставить. Ориентиры обязательны. На каждый период нужен канон. И пусть он со временем изживет себя и на смену ему придет другой — это естественно. Это движение вперед, к свету. Главное, я повторяю, ставить вехи. Чтобы человек не заблудился и не ушел назад, не топтался на месте. Память — вот истинная веха. Цепь, единая цепь поколений… — он помолчал. Никто не смел нарушить тишину, поскольку было видно по всему, что мысль еще бродит в нем, ища форму в словах. — В истории нашей страны было много потрясений. И народ, может быть, несколько тысячелетий тому назад и был уже перед Ликом Истины и тайны, но века и мантры разрушали все и засыпали память песком забвения… И человек вновь и вновь вращается как бы по замкнутому кругу. Мне сдается, что и в этом есть некий промысел. Кажется, вот-вот, еще шаг — и ты овладеешь Истиной, но какая-то случайность отбрасывает тебя назад. Важна память, вехи! Я очень счастлив, что есть у нас великая Память. Это восемнадцать томов «Махабхараты»!

Молодой человек сказал все, что хотел.

Многие подняли кружки и выпили. Берджу, переглянувшись с притихшим и навострившим уши Бету, сказал:

— Можно предположить, что все — Истина и нет ничего, что выражало бы полностью Истину. Пока, разумеется. Вот почему важно не отрицание. И такая великая религия, как индуизм, не отрицает никакой религии. И это очень разумно. Важно для индуизма, чтобы в иных религиях присутствовал Бог, то есть единство, любовь… А потому встреча наша сегодня — это единство, это любовь, это присутствие Бога… И Дом нашей веры стоит на крепкой гранитной основе. Идеи не умирают. Идеи Дома, дух Дома, усиленные токами послебытийного мира, возвращаются еще более крепкими. Не доверяйте мысли, ибо мысль ограничена. Тем более что она умирает в Идее. Изречение «Я мыслю, следовательно, существую» подтверждает ограниченность мысли, ей неподвластны планы предсуществования и послесуществования. А потому Будда и йоги придавали такое большое значение медитации, то есть отказу от мысли: она-то и мешает соединению с Богом. Живите, друзья мои, сердцем! Всех вам благ!

Бету прижался к отцу. Кое-что из сказанного он хорошо понимал, а кое-что — нет. Но этот народный университет очень сильно развивал духовное мышление подростка.

Мало-помалу беседа перешла в обычный застольный разговор. Хозяйка дома подала чай и кофе. Гости начали петь гимны Кабирадаса, Сурдаса, Тулсидаса, Палтудаса — известных средневековых поэтов. В частности, Тулсидас (1532–1624) создал на языке хинди поэму «Рамаяна» по мотивам древнеиндийского эпоса. Как известно, древнейший эпос создавался на санскрите. Стихи читались нараспев, как принято в Индии издревле. Потом Виджай стал читать стихи в стиле «ниргуна» — в особенном песенном строе, основоположником которого считается Кабир, — которые пронизаны идеей служения Всевышнему. Каждая вторая строка в них начинается со слов «О, Рама!» или «О, мой Рама!».