Вадим Андреев - Встреча влюбленных

Такая женщина, как Анита, дочь брахмана, одинокая и не связанная никакими узами со своей кастой, подходила ему как нельзя лучше. Юсуфу нравилась Анита.

«Она будет хорошей прислугой для моей жены и прекрасным примером для моей юной дочери, пери Сулман! Ведь она образованна, умна, красива и грациозна», — решил Юсуф.

— Анита! — позвал он.

— Да, господин?

— Подойди ко мне. Отчего ты так грустна, луноликая? Отчего нет на твоем лице улыбки?

— Судьба похитила ее, мой господин! — тихо ответила девушка и опустила глаза.

— Дорогая, человек должен быть выше обстоятельств. Когда-то я любил одну очень богатую пери. Но ее отец и видеть меня не хотел. Каждый день я с нетерпением ждал сумерек, чтобы проникнуть к ним в сад. Вдыхая свежесть его цветов, я следил за блеском лунного света, любовался фонтанами в водоемах; казалось, их струи танцевали в серебристых лучах. Когда я глядел на цветы, то думал о той, чье тело прекраснее розы; когда взор мой поднимался к луне, я вспоминал лицой луноликой. Но без нее все это великолепие язвило меня, словно шип.

Мелодия орнаментальной речи шейха чаровала Аниту. Она живо представляла себе картины, так умело живописуемые Юсуфом на цветистом урду — языке Северной Индии. Она забывала о своем горе и уносилась далеко, в сказочные страны, в свое детство, отрочество, юность, которая оборвалась так трагично.

— Никогда не следует терять надежду на милость Божью! — вдруг сказал шейх и, прервав свое повествование, посмотрел в глаза девушке. — Для того, кто одним мановением создал восемнадцать тысяч живых существ, что за труд даровать вам еще одного ребенка?..

— Господин Юсуф, а что было дальше с вашей любовью? Она сложилась счастливо?

— Хорошо, дочь моя! Слушай!.. Вот она вышла из дома, словно луна в полнолуние. На ней было платье с парчовой каймой, обшитое жемчугом. На голове — покрывало, конец которого волной спускался до самых браслетов на щиколотках. Вся, с головы до ног, она сверкала драгоценными камнями. Красавица прошла по аллее и остановилась. Ее появление наполнило сад новой свежестью. Легче стало и у меня на душе… Прогулявшись по саду, она поднялась на балкон и села на возвышении, где лежал парчовый маснад и подушки. Влекомый той же силой, что заставляет мотылька кружиться около свечи, я подбежал к ней и покорно, как слуга, остановился, сложив руки. А она холодно ответила мне:

— Можешь не приходить ко мне. Отец не желает нашего брака… Да и я решила, что ты не нужен мне! Можешь идти домой. Вот! — и она бросила мне кошелек с золотом…

От этих слов я словно одеревенел и засох. Рассеки кто-нибудь в этот миг мое тело, не пролилось бы, наверное, ни капли крови. В глазах у меня потемнело, и из самого сердца вырвался вздох отчаяния… В этот миг мне было не на кого уповать, кроме Бога, и я сказал ей: — Неужели преданность и самоотверженность больше не ценятся в этом мире? Почему вы отнеслись с таким бессердечием ко мне, злосчастному? Что ж, теперь мне и жизнь ни к чему! — Юсуф умолк. Глаза его увлажнились. Он с удивлением посмотрел вокруг. — О Боже! Я слишком увлекся и забыл о том, что вокруг сияет солнце, и все благоухает! Я видел только ту лунную ночь… темную ночь… Тогда я ушел и скитался больше месяца. Когда я уставал бродить по городу, то отправлялся в лес. Не ел целыми днями, не спал ночами, как собака прачки-дхоби, которой нет места ни дома, ни на берегу реки. Но жизнь поддерживается пищей. Мельница сильна водой, а человек — едой. Человек — хлебный червь, и тело мое без еды вскоре лишилось сил. Совсем больной, свалился я под стеной старой мечети, где когда-то ждал свою возлюбленную… Вот тут-то и спас меня священнослужитель, мулла, возвращавшийся с пятничной молитвы. Он многому научил меня. Я жадно набросился на книги, изучал науки, окончил университет… И стал теперь уважаемым господином! — с улыбкой закончил Юсуф. Запахнув поглубже халат, он с поклоном удалился.

Анита просидела еще несколько минут на балконе, как бы в забытьи, но вдруг вспомнила, что не убрала еще одну комнату…

Так она прожила в доме шейха год, который был для несчастной истинным бальзамом. Сердечные раны затягивались, психологические травмы постепенно отступали и забывались, благодаря доброму отношению к ней со стороны хозяев. Она часто ходила в храм, иногда с господами и их дочерью, Сулман, — юной девушкой невысокого роста, румяной и тихой. Анита учила ее рисовать акварелью. Ученица легко усваивала ее уроки. Несколько ее пейзажей понравились отцу, он, конечно же, гордился этим и повесил картины в холле. Когда у них были гости, он, как бы невзначай, подводил их к «живописным шедеврам» своего чада. И, разумеется, получал от гостей то, чего так ждало его отцовское сердце: они восторгались картинами.

Однажды хозяин пил чай на террасе, увитой виноградником. Увидев Аниту, которая шла мимо, он подозвал ее к себе и предложил присоединиться к нему, но она вежливо отказалась.

— Анита! Уже год, как ты в моем доме, — он отхлебнул глоток чаю и посмотрел ей в глаза. — Ты не тяготишься?

— Нет, нет! Что вы, Мирза-Юсуф! Я всем довольна и благодарна вам, я вновь вернулась к жизни… хотя, конечно…

— Я все вижу, дочь моя, и знаю, — прервал ее шейх. — Сердце, прошедшее земные пути, становится ведущим. Тебе, как говорится, надо устраивать свою жизнь. У меня есть предложение. Ты ведь хорошо танцуешь, и я могу дать тебе рекомендацию в школу индийского классического танца. Там тебе будет обеспечен полный пансион, и через год ты овладеешь этим мастерством в совершенстве. Я жду твоего решения! — он встал и прошелся по террасе.

— Я согласна, господин, если это возможно! — тихо ответила Анита, вся просияв.

— Это, конечно, возможно. И завтра мы все обговорим более подробно. Не годится дочери брахмана долго быть прислугой! — улыбнулся он.

Так произошел переворот в судьбе Аниты. После окончания школы танцев она побывала в Кашмире и во многих городах Индии: Лакхнау, Дели, Симле, Агре, Калькутте, где солнце восходит из Бенгальского залива, и каждый раз с замиранием сердца возвращалась в родной Бомбей, где оно, обжигая своими лучами, закатывается в голубые воды Аравийского моря…

К ней пришли успех и слава, а с ними — безбедная жизнь. Однако ощущение одиночества, обиды и житейской неустроенности не покидало ее. Она уже давно могла бы удачно выйти замуж, но была холодна ко всем предложениям, чувствуя, что ей необходимо проанализировать свое душевное состояние, свое отношение к прошлому, к потере ребенка, которого она так и не смогла вычеркнуть из своей памяти, и только потом сделать выбор.

Иногда Анита подходила к родному дому, великолепному дворцу, где она родилась и выросла, и ее душили слезы. В такие минуты девушка чувствовала себя потерянной и несчастной.