Вадим Андреев - Встреча влюбленных

«Подкидыш номер один, Бету, еще совсем недавно был никудышным комедиантом, но теперь он уже поет, читает стихи из «Рамаяны», танцует и крутит, злодей, сальто. А кто научил его делать сальто, кто? Конечно же я, Бахадур! Ладно, хватит! — подумал он, положив морду на лапы. — Полежу малость. Вон, Божанди, небось, уже видит вторую серию своего сна».

Только он устроился поудобнее, утомившись от размышлений, как его ноздри уловили знакомый ему запах башмаков хозяина. В мгновение ока Бахадур оказался на четырех лапах и, спружинив ими, выскочил во двор. Он сходу ударился мордой в живот Берджу, а затем лизнул веснушку на носу улыбающегося Бету.

— Жаль, что вас не было с нами, Бахадур, — сказал мальчик, — мы с отцом заработали много денег, и было много людей…

Бахадур, радостно подпрыгивая, лапой открыл дверь и пропустил кормильцев вперед, а затем вошел сам.

— Ну что, дневальный, как дела? — устало спросил Берджу у ханумана. Та взяла его за руку и подвела к колыбели.

Берджу посмотрел на девочку, которая мирно посапывала. Ее щечки были розовыми.

— Прекрасно! А сейчас будем готовить ужин! — и он поставил корзину на стол.

Бахадур привычным движением челюстей схватил чайник за ручку и отнес его на плиту.

Божанди чистила апельсин и наблюдала за Бахадуром, который взял кость, пожалованную ему хозяином, и положил ее в свою миску.

Берджу промыл рис, порезал маленькими кусочками мясо, добавил пряности, морковь, лук, чеснок и поставил на огонь.

— Сегодня плов, Бету! Ты его заработал.

— А дежурному тоже полагается?

— Конечно! Бахадур обижен не будет.

Бахадур вильнул хвостом и благодарно посмотрел на хозяина своими блестящими и умными глазами.

Хануман положила очищенный фрукт на стол и, усевшись на лавке, стала ждать, когда все сядут за стол.

— Итак, плов готов! — через некоторое время объявил великий фокусник и разложил кушанье по мискам.

Он щелкнул пальцами, и вся семья принялась за еду.

Хануман, щурясь, ела солнечное яблоко — апельсин, пес тщательно расправлялся с костью. Но вдруг шерсть Бахадура встала дыбом. Не успел Берджу спросить, в чем дело, как он в молниеносном прыжке очутился на колыбели и тут же, с грохотом перевернувшись в воздухе, клубком завертелся по глиняному полу. В его челюстях хлесталась большая кобра. Бахадур, урча и брызгая слюной, мгновенно разорвал ее капюшон. Змея, вяло обмякнув, застыла на полу, как пеньковый канат. Обезьяна ловко схватила ее в охапку и выбросила во двор. Двое павлинов набросились на жертву, устроив обильный пир.

Ошеломленный Берджу подбежал к колыбели. Девочка, вся красная от натуги, кричала во всю силу своих легких. Он взял ее на руки и стал успокаивать. Затем положил на свою деревянную кровать — чарпаи, поверхность которой была сплетена из толстых брезентовых лент, заменявших матрац, и смазал ее лоб маслом гхи. Ребенок сразу успокоился, увидев знакомые лица и мордашки.

Вся семья окружила свое дитя.

— Молодец, Бахадур! — весело сказал Бету. — Отец! Надо придумать особенную медаль за отвагу и бдительность!

— Верно, Бету! А пока, — и с этими словами он наложил полную миску плова и под общее одобрение поставил ее перед часто дышащим псом, — вот ему награда. Ешь, Бахадур! Спасибо, брат! Ты спас жизнь еще одному человеку, — он обнял пса, и на его глазах выступили слезы.

Ужин продолжался в спокойной и дружественной обстановке полного взаимопонимания, как сообщают в официальных отчетах.

На другой день после того, как Авенаш со свекровью выгнали Аниту с ребенком на улицу, она очнулась в больнице. Ребенка рядом не было. Она испуганно водила глазами из стороны в сторону и силилась вспомнить, что произошло с ней, где ее ребенок и почему она оказалась здесь. Вскоре она поняла, что ее попытка самоубийства не удалась, но совершенно не могла вспомнить, куда положила свою маленькую девочку. Все произошло слишком внезапно. В памяти всплыл поезд, который ослепил ее прожектором сквозь хлесткие струи ливня и блеск молнии, совпавший с сокрушительным ударом грома, заставившим ее отчаянно и решительно упасть на рельсы… Перед глазами несчастной всплыл ослепительный круг прожектора, и она вновь потеряла сознание.

Придя в себя, Анита увидела, что рядом с ее кроватью сидит молодая девушка в белом халате.

— Где я? — безразличным голосом спросила пострадавшая.

— Вы в больнице, госпожа, — ответила сиделка, поправляя сползшую простыню. — Вчера, в грозу вы потеряли сознание прямо на рельсах. Вас увидел какой-то мужчина и, буквально выхватив из-под поезда, привез сюда. Вы спаслись чудом, госпожа. А теперь вам надо успокоиться. Не волнуйтесь, теперь все позади. Постарайтесь уснуть, — она подала Аните таблетку и стакан воды.

Бедняжка дрожащими руками взяла стакан и выпила лекарство.

— А где моя дочь? — испуганно вскрикнула она.

— Успокойтесь! Ваша дочь, возможно, дома! Спите!

Пострадавшая медленно погрузилась в тяжелое и болезненное забытье.

Спустя неделю Аниту выписали из больницы. Она металась по городу, тщетно разыскивая свою дочь. Анита была в панике. Ее воспаленный мозг не мог спокойно и логично мыслить, и поэтому все ее поиски были безуспешными. Она обошла несколько приютов, детских домов и богаделен, но дочери нигде не было. Униженная и одинокая, без крова и средств к существованию, несчастная мать, лишившаяся своего ребенка, стояла в храме на коленях и молила Бога, чтобы он прояснил ее память, вернул дочь или же забрал последнее, что у нее оставалось, — жизнь…

Несколько дней дочь брахмана кормилась милостыней и ночевала, где придется: на тротуарах, рядом с нищими, в скверах, в парках, на скамейках. Сари ее истрепалось. Украшения, которые еще оставались на ней, были украдены или буквально сорваны ворами, когда она спала. Мангальсутра — ее брачное ожерелье, осталось у подруги…

Настрадавшись, Анита все же набралась смелости обратиться в панчаят — кастовый совет, как истинная дочь брахмана. Там ей выдали пособие в размере тысячи рупий на то время, пока она не устроится на работу.

Анита приобрела новое сари, привела себя в порядок и стала ежедневно бродить по городу в поисках какой-либо работы. И вот однажды ей повезло: она нашла место служанки в богатом доме бывшего индуса-раджпута, когда-то принявшего ислам, шейха Мирзы-Юсуфа.

Юсуф был крупным толстяком. Он носил персидский халат и безмерно гордился своим положением, добавляя к своему имени, как моголы, приставку «мирза» или «ага».

Его сын, офицер, жил в Пакистане — «стране чистых».

— Он у меня могол. Каста эта — выше всех, кроме саидов! — с гордостью подчеркивал Юсуф.

В соответствии с брахманской дхармой, уложением, религией и поведением в общественной жизни Анита не имела права быть в прислугах. Шейх относился с пониманием к этому кастовому ограничению, поскольку сам исповедовал и признавал пантеон индуистских божеств, но Аллаха считал верховным богом над всеми. Он посещал и индуистские храмы, что не запрещалось его кастой, прибегал к услугам брахманов для совершения некоторых традиционных обрядов в особо торжественных или важных случаях жизни.