Вадим Андреев - Встреча влюбленных

— Бери билет и торопись! — добродушно сказал Манни.

— Спасибо! В долг! Только ты не торопи, ладно? Сорок рупий!..

Манни похлопал его по плечу своей широкой, как пальмовый лист, ладонью.

— Иди, иди, артист, тебя ждет подлинное искусство! Выше голову и вперед!

Впервые в жизни Берджу попал на такое зрелище. Огромный зал под открытым небом в виде амфитеатра был набит до отказа. Его можно было сравнить с крутым песчаным берегом реки, на котором расположилась многотысячная птичья стая.

Женщины в дорогих нарядах и украшениях, с замысловатыми прическами; мужчины в светлых и пестрых ширвани, а также в европейских костюмах с белыми рубашками и цветастыми галстуками; бородатые великаны в ярких чалмах; молодежь и бритоголовые старики с пучком волос на макушке — чоти, одетые в сюртуки и штаны из грубого кхади, — все ждали появления Апсары, великой Аниты Дели.

Место Берджу было в третьем ряду.

«Как близко! Это хорошо! Уж я высмотрю все до тонкостей, а потом научу Алаку», — радовался он, с трудом проталкиваясь сквозь гудящую толпу к своему месту. Наконец он добрался до цели и, усевшись поудобнее, спросил у соседей, скоро ли начнется представление. Ему с улыбкой ответили, что скоро.

— А если она не появится? Вдруг заболеет? Тогда пропадут билеты? — с тревогой снова осведомился он.

— Если она не появится, деньги вернут, — успокоил его пожилой мужчина в белом ширвани.

Взволнованное лицо Берджу сияло. Он ждал начала представления с таким нетерпением, с каким дети ждут начала волшебной сказки. Сердце его билось учащенно. Ему казалось, что он выпил чарас. У него рябило в глазах, а в ушах слышался какой-то звон.

Наконец из-за закрытого занавеса к рампе вышел моложавый элегантный мужчина в костюме и галстуке, видимо, импрессарио танцовщицы, и обратился к публике с обычными в таких случаях словами:

— Леди и джентльмены! Счастлив сообщить, что сегодня перед вами выступит непревзойденная исполнительница индийских танцев — Анита Дели!

Зал взорвался оглушительными аплодисментами. Захлопал в ладони и Берджу, не отрывая глаз от элегантного джентльмена.

— Ее замечательное искусство снискало множество восторженных поклонников во всех уголках нашей страны! — продолжал импрессарио.

— А скоро она начнет выступление? — снова спросил Берджу у своего соседа.

— Скоро, — ответил тот. — Как только закончится вступительная речь.

— Хорошо, хорошо, ясно, — шепотом пробормотал Берджу. Ему не терпелось посмотреть искусство, которым владеет эта пресловутая Анита Дели, и он ничего не мог поделать с собой.

«В чем же ее тайна?» — мысленно спрашивал он себя.

Между тем конферансье продолжал:

— Встреча с Анитой Дели станет ярким впечатлением в вашей жизни. Мы уверены, что вы никогда не пожалеете, что пришли на наш концерт.

— Тянет время, — прошептал Берджу. — Я это знаю. Наверное, актриса еще не готова, вот он и разболтался… Не пожалеем, не пожалеем…

— Извините, что мы, — слышался со сцены голос, — что мы заставили вас ждать начала представления. Но вы не обидитесь на нас, потому что встречи с Анитой Дели можно ждать всю жизнь! — Джентльмен сделал паузу. Затем, набрав в легкие побольше воздуха, торжественно произнес: — Итак! Сегодня перед вами танцует Анита Дели!..

Тяжелый занавес медленно пошел в стороны. Из глубины сцены на середину вышел высокий мужчина в черном, наглухо застегнутом ширвани и белых брюках. Его волосы были гладко зачесаны назад. Он сделал едва уловимый для глаз жест рукой, который не ускользнул от Берджу, и рядом с ним появились два музыканта.

Толстый барабанщик табалчи, с лицом кофейного цвета, начал постукивать кончиками пальцев по табла, другой — проводить смычком по саранги, а их руководитель, мужчина в черном ширвани, — разливать чарующую мелодию флейты шахнай. Зазвенели струны ситары.

Берджу, позабыв обо всем на свете, погрузился в музыку. Музыканты эти, несомненно, были великолепными мастерами своего дела. Зная все самые сокровенные тайны звучания своих инструментов, они осторожно извлекали звуки, посылая их зрителям, и медленно, но верно, покоряли и пленяли их…

Руководитель оркестра сделал знак рукой — и из-за легкого занавеса перед кулисами бесшумно появилась стройная девушка. Она раскрыла пестрый веер из павлиньих перьев. Ее блестящие, иссиня-черные волосы были заплетены в косы, украшенные несколькими рядами жемчужных нитей; в голове у нее сверкали серебряные заколки.

Берджу почувствовал легкое головокружение. В зале было так тихо, словно он опустел. И лишь психологическая энергия, исходившая от зрителей, делала эту тишину чувствительной и густой.

Девушка запела стихи из «Рамаяны» — о любви Ситы к Раме. Легкая, словно пушинка, вуаль ниспадала с головы танцовщицы на белую ткань, которая скорее подчеркивала, чем скрывала ее золотую наготу.

После первых строк песни она стала изображать в танце любовные страдания под монотонные удары небольшого барабана и мелодичные звуки ситары. Свои чувства Анита Дели передавала сначала мимикой лица, главным образом, выражением и движением глаз. Из-под полуприкрытых ресниц она бросала взгляды то на своего руководителя, то на зрителей.

Берджу показалось, что она подарила ему призывный кокетливый взгляд, называемый «гамза».

Потом танцовщица стала изображать сюжеты из легенд о боге Кришне и его возлюбленной Радхе. Все эти мизансцены были знакомы Берджу с детства. Со своей труппой он также исполнял их. Но то, что делала эта артистка, передавая тот же сюжет движениями танца, покорило его. Берджу показалось, что он — Кришна, а Анита Дели — Радха. Он уже не видел физически самого танца, он был полностью поглощен тем, что было навеяно этим танцем, он участвовал в этом сюжете, он — Кришна.

Вот он поет:

В самой чарующей мелодии, надрывающей сердце, в голосе артистки, в ее движениях, в ритме танца, красках одежды, освещении было сосредоточено столько силы, энергии, что никто в эти минуты не сомневался в бесконечности жизни и любви. Все сливалось воедино. Не было ни каст, ни богатых, ни бедных, ни злых, ни добрых — были люди, возвращающиеся на первозданные «круги своя», на круги любви…

Ритм танца все убыстрялся. Гибкие руки Аниты, украшенные браслетами и бубенцами, стремительно взлетали, словно языки пламени, и неожиданно бессильно опускались. Бедра сладострастно колебались под быстрый ритм барабана, а грудь под легкой материей плавно покачивалась в такт. В момент апогея музыка прекратилась, чтобы потом обрушиться с новой силой, словно град… Танец кончился.