Наталья Калинина - Яд в крови

— Я постараюсь, чтобы мы не присутствовали на свадебном обеде. Меня тошнит от этих обезьяньих ужимок.

Отец Сьюзен, мистер Тэлбот, был президентом большого издательского концерна, о чем Анджей узнал только сейчас. Это открытие его в какой-то мере вдохновило — он все еще тешил себя надеждой пробиться на Олимп литературной славы. Мистер Тэлбот отнесся к Анджею весьма благосклонно и, похоже, радовался предстоящему бракосочетанию.

— Он уже смирился с тем, что я никогда не выйду замуж, — объяснила Сьюзен все так же громко и прямолинейно. — После гибели Тэда — мне тогда было двадцать два — я пыталась перерезать себе вены, но меня спасли и упекли в комфортабельную психушку, где у меня было все, кроме свободы передвижения. Тэд и я — мы были не просто брат и сестра. Мы любили друг друга как любовники. Разумеется, родители об этом не знали, иначе бы засадили нас обоих на всю жизнь куда подальше. Правда, отец потом догадался. Мы с Тэдом еще в детстве поклялись, что будем принадлежать только друг другу. Это так и было, пока его не убили. Потом со мной произошло что-то странное. Мне вдруг стало хотеться переспать чуть ли не с каждым парнем, которого я видела. Сперва я сдерживала себя и очень от этого страдала, потом, когда поняла, что после смерти Тэда умерла и моя плоть тоже, а эта, новая, уже не я, а кто-то другой, я перестала противиться моим желаниям. Я испробовала все. С женщинами мне не понравилось — они привязываются к тебе после первой же ночи и потом скулят, как побитые собачонки. Мне не понравилось заниматься сексом втроем — кто-то один всегда оказывался лишним, и это раздражало. Потом я познакомилась с одним гомиком, который научил меня пользоваться механическими предметами. Мы провели веселенькую недельку во Флориде, ублажая друг друга с помощью механических секс-ухищрений. Но у Стива оказался скверный капризный характер, и нам пришлось расстаться. С тех пор я общалась только с голубыми — ни один мужчина не мог удовлетворить меня при помощи того, что дала ему природа, и это было для меня страшным разочарованием. Я впервые в жизни ошиблась, приняв тебя за голубого. Но это была сама судьба. Отец рад без памяти, что я выхожу замуж. Мать, если была бы жива, наверняка бы позавидовала — она всегда меня недолюбливала и ревновала к Тэду. Нет, ты на него ни капельки не похож, но ты умеешь сделать женщине хорошо и не боишься быть в постели тем, кем хочешь. Я презираю наших мужчин, променявших свою мужскую силу на удовлетворение дурацкого тщеславия. Надеюсь, ты не тщеславен?

— Вот тут ты ошибаешься, Сусанна, — так же громко сказал Анджей. — Я бы ни за что на свете не согласился жениться на тебе, если бы твой отец был не тем, кто он есть.

— Но ведь ты узнал о том, кто он, всего час назад.

— Но час и минуту назад я вряд ли бы принял твое предложение. А теперь вынужден ответить на него согласием. Если хочешь знать, я самый тщеславный мужчина в мире. И ты, моя дорогая, очень здорово влипла, решив связать свою жизнь с моей.

Сьюзен внимательно смотрела на него, прищурив свои темно-карие глаза.

— Но я об этом почему-то нисколько не жалею, — тихо сказала она. — Я жалею об одном: что не встретила тебя раньше.

Она оказалась настоящей вампиршей, если подобное существует в природе. Анджей чувствовал, что с каждым днем теряет силы, но в то же время его ни на минуту не покидало ощущение удивительной легкости и довольства собой.

Терзания, обычно раздирающие на части душу интеллигента-романтика, остались где-то в прошлом. Он вспоминал о них равнодушно, памятью стороннего наблюдателя. Да и само прошлое в лице трех когда-то любимых им женщин его больше не волновало. Иногда снилась Юстина. Маша не снилась никогда.

Так прошло полгода. Однажды Сьюзен сказала:

— Я, кажется, забеременела. Я никогда не хотела иметь ребенка, но и не предохранялась, и все обходилось. Значит, это судьба, и я обязательно должна его оставить. У тебя есть дети?

— Дочь. Но я потерял с ней какую бы то ни было связь, — сказал Анджей. — Она живет в России.

— Ты любил ту женщину, которая ее родила?

— Да, — ответил Анджей, вдруг вспомнив Машу такой, какой увидел в первый раз в больнице.

— Значит, твоя дочь очень ранимое в эмоциональном плане существо. Наш сын будет совсем другим — мы не любим друг друга, не так ли?

— Это верно, — сказал Анджей. И он не покривил душой. Он на самом деле не любил Сьюзен. Ему вдруг показалось, что больше он никогда не сумеет полюбить.

Сьюзен родила близнецов — мальчика и девочку, — но оба младенца оказались хилыми. Вероятно, это случилось из-за того, что их занятия любовью продолжались до самого дня родов. Когда Сьюзен показали новорожденных, она надолго потеряла сознание. Очнувшись, потребовала, чтобы ей дали их покормить. Врачи пытались воспрепятствовать — дети были слишком слабы и лежали в барокамере. Сьюзен подняла настоящий скандал, и ее требование было выполнено. Она смотрела на двух смуглых младенцев, вяло почмокивающих ее длинные темные соски, и счастливо улыбалась. Она наотрез отказалась видеть мужа и отца. Оба ребенка, на удивление врачей, выжили, и Сьюзен поселилась с ними в загородном особняке Тэлботов, в котором выросла. Близнецов она назвала Эдвард и Сьюзен. Уже из дому она позвонила Анджею и сказала, что очень благодарна за все, особенно за детей, что все условия брачного контракта, разумеется, остаются в силе, что отец готов помочь ему издать новый роман и т. д. и т. п., но только пускай он, Анджей Ковальский, никогда не пытается искать встречи ни с ней, ни с ее детьми. Они будут Тэлботами, а не Ковальскими и, разумеется, стопроцентными американцами. В конце разговора, вернее, своего монолога, Сьюзен сказала, что поклялась жизнью своих детей, что к ней отныне не прикоснется ни один мужчина. И повесила трубку.

Анджей купил в Нью-Йорке квартиру — в те годы было очень престижно покупать недвижимость в крупных городах. Он ездил в «роллс-ройсе» и обедал в фешенебельных ресторанах. К женщинам его не тянуло, более того, он испытывал к ним чувство, похожее на отвращение. Писать он тоже не мог — собственная душа напоминала ему недавно опорожненный мусорный бак. Он поехал в Лас-Вегас, где в одну ночь проиграл двадцать тысяч долларов. На следующую ночь, возможно, он проиграл бы еще больше, но сломал бедро, поскользнувшись утром в ванной, и попал в больницу.

Здесь он впервые в жизни понял, что больше никому не нужен. Женщин, которые за него боролись, тем самым придавая ему в собственных глазах значимость, а также превращая его жизнь в увлекательное путешествие по стране любви, он бросил сам, испытав при этом минимум боли и страданий. Та, которая его не любила, но, повинуясь капризу, сделала своим мужем и подарила пожизненную свободу от заботы о куске хлеба, оставила его сама и тем самым заставила страдать самолюбие. Нет, он никогда не любил Сьюзен, но она была первой женщиной, его бросившей, а это, как и первая любовь, не забывается никогда.