Виктория Ростокина - Счастье в кредит. Книга 2

Вот сейчас она все выскажет! Вот сейчас!

Без предупреждения, без стука ворвалась в комнату отца.

Виана держала в руках портрет покойной мамы. Сейчас Ирина вырвет у нее мамину фотографию и закатит сцену!

Она не успела.

Потому что целительница заботливо стерла пыль с рамочки и переставила фото с дальнего угла стола на середину, на самое видное место.

Заметив Ирину, она… обрадовалась!

— Вот хорошо, что ты пришла, девочка. Я как раз собралась уходить.

— Надолго? — буркнула Ирина. Ей так хотелось выставить эту самозванку с шумом из дома, но намеченной сцены не получилось.

— Насовсем, — кивнула целительница. — Я тут больше не нужна. Передаю тебе с рук на руки нашего больного. Вернее, бывшего больного.

— Да! — подхватил профессор. — Ты представляешь, Ириш, мне сделали кардиограмму — полная норма! Врачи в себя не могли прийти, сделали повторную — опять норма! Виана! Я просто не знаю, как вас благодарить!

Ирине ничего не оставалось, как уныло сказать:

— Спасибо вам большое.

Ирине бы радоваться, что с отцом все в порядке… А она — вот уж непостижимая женская логика! — была уязвлена. Как будто Виана одержала победу не над болезнью, а лично над ней, дочерью профессора Мартынова.

Она ушла в свою комнату и заперлась там, непонятно чем обиженная.

А целительница и пациент прощались.

— Когда же я вас увижу вновь? — спрашивал профессор.

— Не знаю. Но увидимся обязательно. И не единожды. Раз уж жизнь нас свела — значит, так угодно было Господу.

Профессор засмеялся. Он старался казаться веселым, хотя ему было так горько, что Виана покидает его! Но он пытался скрыть свою печаль и балагурил:

— Судьба? «Они встретились, и счастливо жили до старости, и умерли в один день».

Виана молча, пронзительно, оценивающе посмотрела на него своими лучистыми глазами:

— Вам так хочется умереть со мной в один день? Странное желание. И рискованное. Учтите, я до старости не доживу. Не желаю быть старухой!

Профессор поспешил загладить свою бестактность:

— Вы никогда не станете дряхлой старухой! Это вам не грозит.

— Не грозит, — сухо подтвердила Виана и сменила тему разговора.

Она сняла с указательного пальца простое серебряное кольцо без камня.

— Возьмите, Владимир Константинович. Это вам.

Профессор удивился:

— Мне — кольцо? Но я никогда не носил… И вообще, оно мне не налезет.

Виана строго сказала:

— Это не украшение. Это профилактическое средство. На мизинец налезет, а вам оно только для мизинца и нужно. Потому что, как считают китайские целители, на мизинец выходит меридиан сердца. Так что если вдруг почувствуете сердечную боль или еще что-то из прежних симптомов — сразу надевайте колечко. Это восстановит ваше биополе, и все пройдет. А пока можете повесить кольцо на шею, на шнурочек. Оно станет вашим талисманом, оберегом. Надеюсь, вы не сочтете это пустым и глупым суеверием?

— Нет! — пылко произнес профессор. Разве он сможет считать пустым или глупым что-то исходящее от Вианы? Все, о чем она говорила, все, к чему прикасались ее тонкие руки, было исполнено для него нового, глубокого, таинственного смысла.

И когда Виана ушла, оборвав горячие изъявления его благодарности, у него осталось странное чувство, отчасти сладкое, отчасти болезненное, Ему показалось, что она намотала на свой палец, взамен подаренного колечка, его сердечный меридиан. И тем самым привязала профессора к себе тонкой, невидимой, но крепкой и длинной нитью. Навсегда. Может быть, до самой смерти…

Начались занятия. Наташа ходила в университет, словно заново открывая для себя мир студенческой суетной жизни…

Как далека была она от этих проблем перезачетов и семинаров. Каким неискоренимым детством веяло от ее однокурсников, состязающихся друг с другом, кто сколько философов успел проштудировать за лето.

На перерывах только и слышалось со всех сторон многозначительно высокомудрое:

— Шопенгауэр? Ну это ты, брат, перегнул… Вот Ницше…

— Кстати, концептуальный экзистенционализм Кафки…

— Да что Кафка? Это элементарно укладывается в теорию Фрейда…

— М-да… Старичок Лукреций и не подозревал, какое развитие получат его идеи в преломлении пурбетатного развития полов…

«Господи, — думала Наташа, проходя мимо спорящих с пеной у рта. — Сущие дети. Выучили несколько слов и повторяют, как сороки…»

Ирина встретила ее с распростертыми объятиями.

Наташа решила вести себя спокойно. В конце концов, ведь Ирина попросила у нее прощения. Конечно, ей неловко сейчас перед Наташей. Не стоит отпихивать человека, который понял, что был не прав, и старается загладить свою вину…

Но Ирина словно не замечала Наташиной сдержанности. Она всячески старалась оттеснить в сторону Наташину подругу Светку, словно стараясь показать, что ничего не изменилось, они по-прежнему близки…

Светка злилась и шипела на лекциях Наташе на ухо:

— Что ты эту змею опять пригреваешь? Что за толстовщина?

Но Наташа пропускала мимо ушей эти замечания. Светка просто еще не понимает, как мелко все то, что произошло между Наташей и Ириной по сравнению с тем, что ей пришлось пережить за лето. Мелко и незначительно.

Ну запутался Андрей, увлекся… Оказался слабым, способным предать… Но он же тоже осознал и так старательно заглаживал свою вину… А как он радостно прислушивался к шевелению их мальчика… При мысли об этом слезы поневоле подступали у Наташи к глазам и горький комок мешал дышать… Какой испуганный и потерянный он сидел у ее кровати, когда она наконец открыла глаза после страшного кошмара небытия…

Разве это сравнимо, сопоставимо с тем, что у него было с Ириной? Было… и быльем поросло…

Просто в разговорах с Ириной она старалась всячески избегать упоминания имени Андрея. Словно его не было в их жизни. И Ирина тоже ни разу не спросила, как они живут. Словно Наташа материализовывалась в университет на занятия из воздуха, а сразу по окончании лекций растворялась в туманном эфире.

А между тем Наташа ни на секунду не забывала о том, что роковая неделя близится к концу. Она могла замолчать на полуслове, сосредоточенно обдумывая, что еще предпринять…

По вечерам, возвращаясь домой, она расклеивала на подъездах заготовленные листочки с объявлениями о съеме жилья. Но даже не надеялась, что кто-то действительно припрется к ним, как Санта-Клаус или сказочная фея, предложить свои «хоромы». Никто и не приходил.

А день улетал за днем, и Наташа боялась столкнуться утром с Иваном Лукичом. Что она ему скажет?

Профессор Мартынов читал им лекцию, как всегда увлекая воображение студентов, поражая неординарностью и смелостью сопоставлений… А Наташа смотрела в окно, а не на любимого профессора.