Гарольд Роббинс - Соблазнитель душ

— Разве ты не могла остановить его?

— Нет. Он отстранил меня от власти. Запер в моей квартире. Я узница. Большинство моих кузенов приняли его сторону.

— Неужели не осталось тех, кто верен тебе?

— Не знаю. Он никого не подпускает ко мне.

— Почему бы тебе не удрать?

— Я пыталась. Но он держит внизу двух охранников. Они не выпускают меня. Мой дядя заявил, что я обесчестила семью, проведя с тобой ту ночь.

Пастырь помолчал.

— И каковы их планы?

— Точно не знаю. Но мне страшно. Послезавтра он собирает семейный совет. Приедут родственники из Лос-Анджелеса, Чикаго, Нью-Йорка.

— Что они могут сделать?

— Они могут сместить меня. И не в моих силах этому воспрепятствовать. Меня не допустят на совет.

— Может, это и неплохо. Зачем тебе такая ответственность?

— Ты не понимаешь, что подразумевает семья под смещением.

Он ужаснулся.

— Они не посмеют!

В голосе Барбары слышалась озабоченность:

— Другого пути нет. Новым главой семьи можно стать только после смерти прежнего.

— Ты должна выбраться оттуда.

— Я же сказала, это невозможно.

— Я тебе помогу.

— Ты не сможешь подняться ко мне. Внизу постоянно дежурят двое, и мой дядя отобрал у них ключи. Он сам отпирает лифт, когда мне присылают еду.

— А твой ключ у тебя остался?

— Да. Но такой от этого толк? Я не смогу передать его тебе. Если б не телефон, о котором никто не знает, я бы даже не смогла послать тебе телеграмму.

— Если я не ошибаюсь, лифт изготовлен фирмой «Отис», не так ли?

— Да.

— Тогда возьми свой ключ. На нем должен быть выбит номер.

— Подожди. — Трубка ударилась обо что-то твердое, потом вновь послышался голос Барбары. — Есть номер.

Бумагу и карандаш он уже приготовил.

— Продиктуй мне его.

— Один-ноль-семь-два-три-пять-кей-ай.

Он зачитал написанные цифры и буквы.

— Все так. Но чем это поможет?

— «Отис» ведет учет. Так было всегда. На случай чрезвычайных обстоятельств. Они сделают мне дубликат.

— Но тебе придется пройти мимо охранников.

— Я позвоню тебе послезавтра, в два часа ночи. Но даже если звонка не будет, собери дорожную сумку. Я приеду к тебе примерно в это время.

Барбара помолчала.

— Ты не обязан это делать. Это не та причина, которая заставила меня послать телеграмму. Я не хотела, чтобы с тобой что-нибудь случилось.

— Все мы живем милосердием Божьим. Будем вместе молиться о его помощи и защите. До встречи.

— Я буду молиться за тебя, Пастырь.

Он повесил трубку. Мгновением позже зазвенел звонок.

— Опустите, пожалуйста, еще девяносто пять центов, — вежливо попросила телефонистка. В задумчивости он побросал монеты в щель, слушая, как они падают в накопитель.

— Благодарю, — вновь раздался голос телефонистки.

Он повесил трубку и медленным шагом направился к пикапу.

Пастырь аккуратно положил на кровать черные джинсы, на них — тоже черные водолазку и лыжную шапочку-маску с прорезями для глаз. Скатал все в тугой сверток, затянул черным кожаным ремнем и засунул в бумажный пакет. Вышел из своего домика, по пути бросил пакет на переднее сиденье пикапа и зашагал к дому собраний.

Тарц, Чарли и еще шестеро членов общины сидели за длинным столом, разбирая утреннюю почту. После вскрытия конверта письмо отправлялось в одну из трех стопок. В первую попадали письма с пожертвованиями. Их отправителям посылалась специальная, роскошно отпечатанная брошюра. Вторую составляли просьбы выслать более подробную информацию. Эти корреспонденты получали несколько листков, содержащих подробные сведения о целях общины. В третью и последнюю складывали письма недоброжелателей. Этим направляли стандартный бланк с пожеланием не испытывать ненависти, но выказать истинно христианское милосердие, ибо Библия, Господь Бог и Спаситель Иисус Христос учат нас прощать ближнего своего.

Тарц поднял голову, едва Пастырь переступил порог. Голос его радостно звенел.

— За два последних дня мы получили по почте сто десять долларов. Это просто великолепно.

Пастырь кивнул.

— А как насчет желающих присоединиться к нам?

— Трудно сказать. Но у двоих или троих такое желание просматривается. Я пошлю им приглашение провести с нами уикэнд.

— Хорошо. Расширение общины важнее денег. Одна душа, пришедшая в Богу, дороже всех богатств мира.

— Аминь, — выдохнул Тарц.

По знаку Пастыря Тарц поднялся из-за стола и последовал за ним в маленькую комнатку, примыкающую к залу собраний. Пастырь закрыл за ними дверь и повернулся к Тарцу.

— Я собираюсь поехать во Фриско. Завтра пробуду там целый день и вернусь, видимо, ранним утром.

— Все-таки решил повидаться с братом Робертом? — с надеждой спросил Тарц.

Пастыря такая реакция удивила.

— Нет, — ответил он. — Я еду по личному делу. Ты же слышал, что я им сказал.

— Они могут доставить нам неприятности.

— Ничего они нам не сделают, мы чисты.

— Я не о полиции. Ты же знаешь, как действуют Сыны Господа. Они приедут толпой, будут пугать всех адом и проклятием, заявят что, когда придет Судный день, все мы будем повинны в грехе прелюбодеяния.

— Если бы Бог не хотел, чтобы мы любили друг друга.

Он, создавая нас, не снабдил бы наши тела соответствующими органами. Главное, если они появятся в мое отсутствие, проследи, чтобы они не давали детям ЛСД. Эта штука лишает человека возможности контролировать свои действия.

— А если они приедут с кнутами? — спросил Тарц. — Ты знаешь, как им нравится хлестать девушек. Дело может принять плохой оборот, а у нас недостаточно мужчин, чтобы остановить их.

— У тебя испуг в голосе.

— Я боюсь, — не стал скрывать Тарц. — Не забывай, я провел с ними год. Я знаю, на что они способны.

Пастырь на мгновение задумался.

— Тогда, как только они покажутся, свяжись с полицией по радиопередатчику. Копы с ними разберутся.

— Детям это не понравится. Большинство из них ненавидит полицию.

— Они предпочтут полицейских ударам кнута. — Пастырь глубоко вдохнул. — Я еду ненадолго. Скорее всего они не приедут в мое отсутствие. А может, не приедут вообще.

— Приедут, можешь не сомневаться, — мрачно заверил его Тарц.

— Почему ты так уверен?

— Ты же избил брата Сэмюэля. Брат Эли сказал, что брат Роберт этого так не оставит. И пообещал вернуться.

— Ну ладно. Ты знаешь, что нужно делать. Свяжись с полицией, и все будет в порядке.

— Хорошо, Пастырь.

— Сколько у нас денег? — спросил Пастырь, меняя тему.

— Точно не знаю, — осторожно ответил Тарц. — А сколько тебе нужно?

Пастырь улыбнулся. Тарц не любил расставаться с деньгами. Все знали, какой он скряга.

— Пятьсот долларов. — Увидев, как опечалился Тарц, он добавил: — Я же сказал, что они нужны мне для личных дел. Я выпишу тебе чек.