Барбара Эрскин - Победить тьму...

— Все это — вздор, Робби. — Адам чувствовал, что на его лице выступил румянец. Он взглянул на Лизу и покачал головой. Он не хотел говорить о Брид. И не хотел, чтобы Робби знал, что она увязалась за ним в Эдинбург.

Но Джейн не желала менять тему разговора.

— Кто бы мог подумать, что строгий и молчаливый Адам Крэг имеет кучу поклонниц! Следи за ним, Лиза, иначе потеряешь его.

На секунду слова повисли в воздухе, пока Джейн переключала скорость и поворачивала на Крэмонд-роуд. На помощь к нему пришел Робби. Красивый, в новом мундире, он сидел рядом, обняв ее сзади рукой и лаская ее шею.

— Уверен, что ты не стремишься стать одной из этих поклонниц, Джейн. Мне бы очень этого не хотелось. Я знаю, молодые врачи могут быть неотразимыми, но уж точно не столь неотразимыми, как летчики.

— Разумеется! — Она беспечно рассмеялась. — Остаюсь только узнать, что тебя соблазнила какая-нибудь раскрасавица-летчица.

На заднем сиденье рука Лизы слегка сжала пальцы Адама. Они смотрели друг на друга в темноте.

— Робби, соблазненный летчицей! — ради смеха вставил Адам. — Как тебе могла прийти такая мысль? — Он подался вперед и нежно похлопал друга по плечу. — У нашего Робби нет времени на такие глупости. Ведь он собирается выиграть войну в одиночку, не так ли, старина!

Робби заулыбался. Он искоса посмотрел на Джейн и скромно пожал плечами.

16 октября немецкие бомбардировщики пролетели на бреющем полете над рекой Форт, и 602 и 603 эскадрильи подняли в воздух истребителей-перехватчиков. Для Робби началась война.

Брид не ожидала, что все так сложится.

Она добралась до Эдинбурга без приключений. Движимая шестым чувством, она отыскала Лизу сравнительно легко, когда впервые появилась здесь. Затем необъяснимым образом ее потеряла. У нее пошла кругом голова, и нашло затмение. Она бродила по городу, потерянная, ничего не видя, испуганная, не зная, куда идти и что предпринять. Иногда во время сна где-нибудь в подворотне или где-то в другом укромном месте она совершала в уме прыжок, который должен был бы доставить ее домой на холмы, где сделанный Гартнайтом крест знаменовал переходный рубеж в ее мир. Но каждый раз рядом маячил Бройчан, и она в страхе возвращалась на то место, где ее бедное замерзшее тело ютилось подальше от чужих глаз. В этом большом городе, где она бродила, было много мест, где завеса времени была тонкой. Очутившись на развалинах Аббатства святого распятия, она ощутила холод тумана и поняла, что это — ее стихия. В огромном соборе на Хай-стрит, где она тайком ночевала в полумраке, она тоже почувствовала это. Внизу под церковным фундаментом находилось священное место, где богиня ждала бы, если бы она искала ее. Но она не была готова к этому, так как ее охватило чувство горечи и отчаяния. Время — это понятие, которого в тиши ее снов не существовало; она была рождена, чтобы преодолеть его — генетический отпечаток чрева ее матери, — и ее первые учителя оказались хорошими. Сумев быстро разгадать ее природные способности, они обучали ее без предосторожностей и без посвящения в тайны. Они не поняли, что одни только способности без многих лет учебы могут быть опасными. Они не подумали, что разум этой женщины может перелететь через естественные границы пещеры философа и устремиться к звездам. Они недооценили то обстоятельство, что страстное желание молодой жаждущей плоти окажется сильнее стремления к философскому камню или страха перед угрозой возмездия, когда нарушаются незыблемые законы. Когда Бройчан увидел опасность и признал силу Брид, было уже поздно, и она, не понимая, что при нарушении связи времен между светилами возникают черные дыры небытия, потеряла ориентацию. Она не осознала, что воздух, которым она дышит в XX веке, уже другой; не осознала, что тело, несущее в себе ее душу, подвержено напряжениям и страданиям, о которых она и не слыхивала. Свернувшись в клубок в агонии приспособления к ситуации, она наконец погрузилась в сон в относительной безопасности огороженного забором сада одной из площадей Эдинбурга.

Она проснулась лишь с одной мыслью — найти Адама, и найти быстро. Для этого она вновь использует свое древнее искусство и отыщет Адама через посредство женщины, у которой, как она знала, находилась подвеска.

— Нет!

Лиза забилась во сне, пытаясь сбросить стеснявшие ее движения одеяла. Она слышала доносившийся с неба гул моторов. Иногда самолеты люфтваффе прилетали на разведку кораблей королевского флота, стоявших в Росите, иногда бомбардировщики вновь брали курс на Глазго. Наступили тяжкие времена. Она тяжело вздохнула и, протянув дрожащие руки к тумбочке за сигаретами и спичками, возблагодарила Бога, что Эдинбург до сих пор обходили стороной. Лишь когда уселась в кровати, положив на колени пепельницу, она стала размышлять над тем, что разбудило ее.

Она потерла глаза и глубоко зевнула. В душе было какое-то неприятное ощущение, не имевшее отношения к реву пропеллеров и мысли о смертоносном грузе, который могли обрушить самолеты во тьму шотландской ночи. Она вновь легла на подушки, глубоко вдыхая в легкие дым.

— А-дам!

Запавшее в ее память слово было произнесено со странным иностранным акцентом. Этот акцент она помнила прекрасно. Она открыла глаза и стала всматриваться в темные тени студии. Со спущенными шторами и в отсутствии света, за исключением слабого мерцания сигареты, комната была погружена во тьму. Звук прозвучал в ее голове, и тем не менее он шел откуда-то извне. Поспешно затушив сигарету, она свесила ноги на пол и сидела, прислушиваясь. Гул моторов уже замер в тиши. Она слышала лишь тихое колыхание ветра в дымоходе.

Все ее чувства напряглись.

Теперь она услышала этот звук более ясно: он зондировал ее мозг подобно пальцу, скользящему по поверхности мозжечка.

— А-дам?

— Нет, сука! — Соскользнув с кровати, она бешено затрясла головой. Она отрикошетила на стул и стала громко ругаться, растирая себе голень. — Нет, ты не найдешь его через меня. Я не глупее тебя, девочка. Какая же ты все-таки подлая ведьма! — Она что есть силы терла ладонями виски.

Она включила лампу, зажгла газ и поставила на плитку чайник, утешаясь приветливым шипением пламени. В комнате было очень холодно. Стянув с кровати ярко-красную шаль, обмотала ее вокруг плеч, дрожа всем телом. Вот опять в ее мозгу пошел сеанс зондирования; она почти ощущала остроту небольшого ножа с железным лезвием, который выскабливал из ее головы секреты ее жизни.

— При чем тут я? Чего ты от меня хочешь? — Она обнаружила, что пятится спиной по студии, пытаясь вырваться из объятий ужасов, творящихся в ее мозгу. — Ты должна знать, где он? Что же надо тебе от меня?

И вот наступил третий сеанс. Самый тяжкий. Раздалось нечто похожее на стук на расстоянии. Вначале он не был пугающим или даже действующим на нервы. Затем стал более назойливым, и ее тело начало постепенно реагировать. Сухость во рту, холодное жжение в животе, покалывание в затылке, ледяная дрожь, охватывающая легкие — и вот она уже едва дышит под воздействием чьего-то разума, медленно изнуряющего ее.