Ребекка Кристиансен - Однажды в Париже

Я быстро перехожу дорогу и рывком открываю дверь. Внутри светло, дружественно и разноцветно. Леви оборачивается в тот момент, когда захожу внутрь.

— Где, черт возьми, ты была? — спрашивает он. — Они выставили меня, потому что стоял там слишком долго.

— Где был ты? Я прихожу, а ты просто исчез! Почему ты не мог просто остаться и подождать меня там, где могла бы быстро тебя найти?

Он угрюмо пожимает плечами:

— Есть захотелось.

Я вздыхаю и лезу за кошельком, все еще сжимая в руке программку с автографом. После чего надежно прячу ее в бумажнике.

— Мне нужны куриные наггетсы, — говорит брат. — А еще большая картошка фри и кола.

Я покупаю ему еду и еще парочку чизбургеров для себя, и мы едим в тишине. Сердце все еще восстанавливается после испытанного страха. Как мы вообще дошли до такого? Как любимый маленький братец, который еще несколько лет назад называл меня «Кее-уа», смог стать таким слабым и близким к границе несуществования? Леви прямо здесь – я пытаюсь переубедить саму себя – Леви со мной. Живой.

Не могу поверить, что стала такой безумной. Фантазия с Алеком Ридаутом, которую я придумала, никак не смогла бы стать реальностью. Никакая из моих фантазий не станет реальностью. Неужели я до сих пор не усвоила этот урок? Семья важнее парней. Мне нужно сделать браслет с этой надписью, чтобы не забывать.

Мысленно я повторяю эти слова как мантру и понимаю, что чувствую себя более спокойно.

Клянусь, мне не нужно будет проходить этот урок в третий раз.

На следующий день я просыпаюсь от монотонного бурчания Леви:

– Кейра, нам надо снова пойти в пекарню.

Меня не надо просить об этом дважды.

День просто великолепный. На улице тепло, несмотря на то, что сейчас раннее утро, и солнечно как в тропическом раю. Пекарня полна света, который отражается от окон нашего отеля.

Мы заказываем примерно то же, что и вчера, но сегодня на витрине выставлено ещё больше марципановых животных. Настоящий зверинец – маленькие слоны и свинки, даже коровы с крошечными пятнами. Я беру каждое животное, и еще гору круассанов и печеньев с джемом.

Леви обнаруживает, что ему не нравится марципан, поэтому я забираю всех животных себе. Никаких проблем. После того, как мы покончили с едой, я начинаю раскладывать брошюры по столу.

Леви наклоняется вперед, поджимая губы. Он хватает карту метро и начинает ее исследовать.

— Франклин Рузвельт, — шепчет он, указывая на остановку. — Забавно.

Я разрешаю ему выбрать, что мы будем делать сегодня, и, скорее всего, выбор займет у него целую вечность, поэтому я откидываюсь в кресле, чтобы полюбоваться магазином. И чтобы дать желудку все переварить. Вчера я не заметила старые фотографии на стенах, снимки, на которых члены семьи запечатлены в брюках клеш и в белых воротничках. Когда понимаю, что еда переварилась, я встаю, чтобы рассмотреть фотографии поближе.

— Моя семья , — говорит на французском та самая женщина за прилавком, которая была вчера. В ее глазах искрится гордость. — Я посередине. Вот эта пятилетняя девочка. Слева стоит мой брат. Он здесь шеф-повар.

Я улыбаюсь ей:

–– Это так замечательно. А это ваш… дедушка?

Она кивает, сияя.

— Раньше он владел этим зданием, — говорит женщина. — У него тоже была пекарня . Но он потерял бизнес во время оккупации.

— Оккупации? — Я складываю все пазлы в голове раньше, чем ей приходится все объяснять американской идиотке. — Нацистской оккупации?

— Да . — Ее постоянная улыбка слегка меркнет. — Я копила сбережения в течение многих лет, чтобы заново начать семейный бизнес.

Вау.

— Это… Это невероятно.

Она улыбается мне в ответ.

— Спасибо. Я тоже так думаю .

Мужчина в белом костюме шеф-повара, выглядящий точно так же, как и женщина за прилавком, – бесспорно ее брат – выходит из кухни. У него на лице такая же улыбка.

— Нужно что-то еще? — спрашивает он. — Круассаны, может больше хлеба ?

Его сестра смотрит на нас, потом смотрит за дверь. Магазин пуст.

— Нет , — тихо отвечает она, мотая головой.

В то время, пока сердце разбивалось от разговора шеф-повара с сестрой, Леви все еще не определился с планом на день.

— Выбери что-нибудь, — говорю я, дергая его за руку. — Военные штуки?

Он пожимает плечами:

— Мы же уже посмотрели на вчера пушки.

— Если ты ничего не выберешь, то я сделаю это за тебя.

Он подталкивает ко мне брошюры. Я рассматриваю это, как разрешение делать все, что захочу. И как только вижу уголок рекламного проспекта, виднеющегося из-под кучи других бумаг, я принимаю решение.

Сегодня мы едем в Версаль.

Версаль. Наконец-то Версаль. Я буду ходить по тем комнатам, по которым ходила Мария-Антуанетта, и увижу свое отражение в Зеркальной галерее. Я одета в повседневную одежду для путешествий, а не в платье моей мечты из восемнадцатого века. Я буду даже не в наряде с выпускного вечера, который имитировал наряд Марии-Антуанетты, – но это все еще моя мечта, стереотипная фантазия о принцессе, в которой мне не стыдно признаться. Эта и еще одна моя мечта – вернуться в прошлое и перенести Марию-Антуанетту во время, которое было бы к ней добрее.

Расстояние до Версаля – это поездка на автобусе продолжительностью сорок пять минут от центра Парижа. Мы выходим из автобуса на самую большую стоянку, которую когда-либо видела. С другой стороны я вижу дворец – огромное здание с большими окнами, а также со статуями херувимов и святых, обрамляющих крышу. Я ощущаю это величие на себе. Все остальные туристы из автобуса стекаются к воротам. Я возвращаюсь, чтобы сделать фотографию. Мне просто чудом удается уместить весь замок в одном кадре.

— Это первая фотография, которую сделала здесь, — смеясь, говорю я. — Выглядит так, будто мы прямо здесь сошли с самолета.

Леви ничего не отвечает. Он просто смотрит на замок с безразличным выражением лица.

— Леви, что ты об этом думаешь?

Он пожимает плечами.

Я не собираюсь позволить его безразличию испортить момент. Это Версаль .

Мы начинаем долгую прогулку до позолоченных ворот, и, чем ближе мы подходим, тем больше у меня странных ощущений в животе. Это похоже на то, словно я собираюсь познакомиться со знаменитостью, встречу с которой ждала годами. Дома на компьютере у меня есть сотни фотографий стен с фресками, позолоченной лепнины и великолепных садов. Я заваливала Жака вопросами по поводу дворца. Он никогда много не говорил об этом, просто выдавал чуточку информации для того, чтобы я отстала от него. Позже он признался мне, что никогда не был в замке, хотя живет в Версале .

За парковкой я вижу дома и рестораны Версаля. Но не вижу ни одного здания, которое бы подходило под описание Жака – ряды домов с цветочными горшками на окнах. Но я могу все это видеть мысленно, когда закрываю глаза. Прямо сейчас Жак и Селена могут быть здесь в черных беретах, хихикая друг с другом.