Ребекка Кристиансен - Однажды в Париже

— Ты?

— И я, — отвечает женщина.

Он уходит обратно на кухню, откуда доносится его голос:

— Пойду за своей курткой.

Воскресенье может быть невероятно тихим в тринадцатом округе, но Эйфелева башня находится в первом, и жизнь здесь бьет ключом. Марсово поле, этот длинный парк, ведущий к достопримечательности, полон туристов, наслаждающихся солнцем и делающих фотографии, будто они прислонились к башне. Люди вокруг хихикают и кричат на японском, испанском, хинди, русском – и на всех тех языках, которые не могу узнать.

Эйфелева башня еще издалека служила нам ориентиром, но теперь, находясь прямо напротив нее, мы не можем ее игнорировать, даже если бы захотели.

— Вы знаете, что башня высотой с восьмидесятиодноэтажный дом? — спрашивает у нас Нико.

— Это кажется невозможным, — отвечаю я, смеясь.

— Естественно, это не так, идиот, — шепчет Леви около меня.

Я хватаю его за руку. Левы сбрасывает мою ладонь.

Марго указывает на камеру, болтающуюся на моей шее, и предлагает:

— Я могу сфотографировать вас вдвоем, если хочешь.

Я протягиваю камеру. Пока что у меня есть только несколько фото, на которых мы с Леви запечатлены лишь до туловища. Рано или поздно это путешествие закончится, и знаю, что буду жалеть, если у меня не будет памяти в виде фотографий.

Марго говорит нам с Леви встать в нескольких шагах друг от друга и, немного присев, делает снимок. Потом еще несколько фото и усмехается:

— Вы оба просто гигантские.

Я рассматриваю фотографию на маленьком экране. Это явно не мой удачный ракурс – у меня, как минимум, три подбородка. Конечно, я выгляжу счастливой, притворяясь, будто опираюсь на Эйфелеву башню. Рука Леви вышла за кадр, будто он не знал, куда ее деть, а лицо не выражает никаких эмоций. Я смеюсь.

— Маме должна понравиться эта фотография, — говорю я, показывая изображение Леви. — Мы должны сделать побольше таких глупых фото.

Леви ворчит. Я осматриваюсь в поисках новой локации.

— Там! Пойдем к тем голубям.

Леви повинуется и плетется к птицам, волоча ноги по тротуару.

— А теперь сделай что-нибудь забавное.

— Что ты под этим подразумеваешь? — ворчит брат. Он машет руками в воздухе и корчит рожи. — Это подойдет?

Я делаю фото и, когда поворачиваю камеру, начинаю смеяться как сумасшедшая. Леви стоит среди кучи голубей, руки подняты над головой в диких движениях. Он скосил глаза и показывает язык.

— Это лучшее, что ты когда-либо видел на снимке, — говорю я ему. Когда Леви видит фото, он только хрюкает.

Мы двигаемся дальше к башне. На площади, где она находится, столпотворение как в токийском метро. Посмотрев вверх, отсюда можно увидеть только вершину башни. Этого никогда не видно на картинках, но около каждой из четырех ножек башни натянуты сетки, чтобы ловить суицидников. Еще одна вещь – это куча туристов. Представить себе прыгуна, решившего убить себя посреди всей этой толпы, довольно жестко. Я почти говорю это Леви, и вспоминаю, как его увозили посреди ночи. Неотложка, и Леви в заключении на протяжении двух месяцев.

Сердце сжимается. Я не могу думать об этом, не тогда, когда собираюсь подняться на высоту восьмидесятиодноэтажного дома.

— Мы поедем на лифте, да? — спрашивает Марго, указывая на две очереди. Одна – за билетами на лифт, вторая – для пешей прогулки.

У меня всегда в голове было романтическое представление себя, карабкающейся на вершину Эйфелевой башни. Это казалось мне аутентичным, чистым опытом. Но сейчас все, о чем я могу думать, это нет, нет и нет. Она намного выше, чем себе представляла. Даже первый уровень.

— Лифт, — уверенно отвечаю я.

Марго вздыхает с облегчением.

Чтобы попасть в лифт, нам придется долго ждать. Я предполагала, что Леви будет жаловаться, нервничать и ныть, но он ведет себя довольно спокойно. Боюсь, что это знак надвигающейся внутренней бури, но, когда пытаюсь вывести его на разговор, («Посмотри на эту собаку! Прическа этого парня такая забавная! Смотри, мим!») он реагирует на меня довольно неплохо. Под «неплохо» я подразумеваю то, что он ворчит не злобно, а одобрительно.

Я делаю еще кучу фотографий, на которых мы корчим рожицы, высовывая языки к металлическим столбам и делая вид, будто облизываем разделительные веревки. А потом делаю еще одну серию снимков, которую назвала «Кашель Леви в разных местах». Я говорю ему встать под деревом и покашлять там. Покашлять около огромной «ноги» Эйфелевой башни, напротив толпы туристов, стоящих группой и показывающих знак мира. На каждой фотографии Леви просто стоит со сморщенным лицом, прижав кулак ко рту. Не знаю почему, но это смешно. Я смеюсь также, как хохотала в «Волмарте», читая названия любовных романов.

Наконец, мы оказываемся внутри лифта. Людей довольно много, но я уверена, что около Леви много свободного места. Он стоит около окна и наблюдает, как огромные канаты поднимают кабину лифта.

— Хм, — говорит он. — Лифт поднимается по диагонали. Я думаю, в этом есть какой-то смысл. «Ноги» башни же наклонены.

Я ощущаю в животе какое-то странное чувство, и оно только усиливается, когда лифт начинает подниматься. Знаю, что подъем совершенно безопасен, но тот факт, что мы двигаемся под наклоном, немного напрягает. Мы поднимаемся все выше и выше по диагонали или даже немного в сторону. Смешение направлений движения заставляет меня чувствовать неустойчивость. Я закрываю глаза и хватаюсь за поручень, пока лифт не останавливается. Открываю глаза и, когда мы выходим из лифта, притворяюсь, что мы все еще на уровне земли.

Почти так и ощущается, при условии, что и на земле сильный ветер сердито свистит и разрывает одежду. При условии, что и с земли можно было бы видеть верхушки деревьев и башню Монпарнас. Она – единственная вещь поблизости, такая же высокая, как и Эйфелева башня.

Так что это определенно не уровень земли.

Мы стоим на твердой полу далеко от всяких ограждений. Народу все еще много, и люди осаждают сувенирный магазин.

— На Эйфелевой башне есть ресторан? — спрашиваю я у Марго, указывающей в направлении дверного проема, где стоит дежурная по этажу и приветливо улыбается приближающейся группе туристов.

— Даже два, — отвечает Марго, смеясь.

Непонятно как, но этот факт я упустила, когда готовилась к поездке. Башня словно самостоятельный остров. Ты можешь остаться здесь навсегда.

— Только столик нужно бронировать как минимум за месяц, — добавляет Нико. — Но я слышал, что еда там просто замечательная.

Yе думаю, что смогла бы есть на такой высоте, даже если бы попыталась. Леви, как ни странно, в полном порядке. Держа руки в карманах, он просто стоит и осматривается.

— Пойдемте на второй уровень, — говорит он, после того как мы побыли здесь несколько минут.