Н. Джемисин - Держава богов

Среди собравшихся Арамери послышался ропот и даже тревожные вскрики, но Ремат хватило властного взгляда, чтобы всех успокоить. Она даже шагнула вперед, подавая родственникам пример. Ей, правда, понадобилось мгновение, чтобы набраться решимости, но кто стал бы ее за это судить!

А вот Шахар, право, сильно выросла в моих глазах, когда, набрав в грудь побольше воздуха, поспешила следом за матерью. Ремат оглянулась, увидела ее и даже забыла скрыть удивление. Шахар чопорно кивнула в ответ. В конце концов, ей уже доводилось встречаться с Нахадотом лицом к лицу. Две женщины двинулись навстречу двум великим богам.

Дека не сделал попытки присоединиться к ним. Сложив руки, он стал с несчастным видом переминаться с ноги на ногу, хмуро поглядывая то на меня, то на Итемпаса. Догадаться, что именно расстраивало его, было нетрудно. Трое ходили среди смертных, и, пусть даже их единство было лишено полноты, умный Дека не верил, что они явились всего-то затем, чтобы воздвигнуть для Арамери загородную дачу. И конечно, он догадывался, почему я вчера вечером был настолько не в духе.

«Я пришел ради тебя», – сказал Итемпас.

Я тоже скрестил руки на груди, но это не было защитным движением. Я просто не хотел слишком поддаваться надежде.

Тем временем короткий разговор между людьми и богами подошел к концу, и Йейнэ оглянулась на нас, рассеянно кивая в ответ на что-то сказанное Ремат. Наши с ней взгляды встретились как раз в тот момент, когда у нее за спиной горизонт вспыхнул золотом: это пробивались в небеса первые лучи солнца. На краткое мгновение, неуловимое, как сам рассвет, ее облик расплылся, сменившись чем-то неописуемым. Мой разум тем не менее сразу же начал подбирать описания и сравнения в доступных ему образах смертного обихода. Призрак, начертанный серебряной кистью тумана. Невероятный лесной пейзаж, составленный из деревьев вроде того, в чьей развилке мы теперь находились. Вкус и запах спелых плодов, нежная тающая мякоть, обильный сладкий сок. Меня одолела тоска, накатило влечение, назвать которое сыновним не поворачивался язык. Я жаждал ее, ревновал к Нахе и жалел Темпу, ибо тот познал ее всего лишь раз.

Однако мгновение миновало, и Йейнэ вновь стала собой, а ее улыбка была предназначена только мне, ее любимому первенцу. И я эту свою особость ни на что на свете не променял бы.

– Пора в путь, – сказала она.

И внезапно мы очутились вовсе не в Небе.

Говоря «мы», я имею в виду всех и вся: богов, Арамери и так далее, вплоть до слуг и багажа. Только что мы стояли на переднем дворе Неба, а в следующий миг все сорок или около того оказались в совершенно другой точке мира, заброшенные туда мимолетным напряжением воли Йейнэ.

Здесь уже миновал рассвет, успело наступить утро, но на это я обратил внимание в последнюю очередь. Я был слишком занят, потешаясь над Арамери: они ахали, спотыкались, еще как-то пытались удержаться от паники, ибо мы стояли на волнах океана.

Нас со всех сторон окружала вода – беспредельная, размеренно вздымающаяся равнина. Посмотрев вниз, я увидел, что наши ноги слегка проминают поверхность, словно кто-то проложил тонкую гибкую пленку между жидкими хлябями и нашими башмаками. Когда под нами вздымались волны, мы поднимались вместе с ними, не погружаясь. Некоторые Арамери падали, не сумев приспособиться к колеблющейся опоре. Я лишь хихикал, расставляя ноги пошире и легко балансируя. Вся хитрость заключалась в том, чтобы наклоняться вперед и удерживать среднюю часть тела, а не сосредотачиваться на ногах. Я когда-то давно катался на волнах в море сжиженного газа. Почти то же самое.

– Отче Светозарный, помоги! – ахнул кто-то.

– Тебе не нужна помощь, – отрезал Итемпас, и мужчина шлепнулся на воду, потрясенно глядя на него.

Сам Темпа, конечно же, скалой стоял посреди вод.

– Такое место подойдет? – спросила Йейнэ, обращаясь к Ремат.

Ремат – и это меня искренне позабавило – нашла способ сохранить и равновесие, и свое царственное достоинство, вновь припав на колено.

– Да, госпожа, – ответила она.

Под нами прошла очередная волна, приподняв, а потом уронив нас на несколько футов. Я заметил, что это движение не затронуло Йейнэ; поднявшаяся вода как бы обтекала ее, не прикасаясь. А подле Нахадота волна просто переставала существовать: ее сила рассеивалась, и водяной горб рассыпался мелкой беспорядочной рябью.

– Где мы? – спросила Шахар.

По примеру матери она встала на колено, но даже так едва удерживалась от падения. Она говорила, не поднимая глаз и прилагая все силы, чтобы не растянуться плашмя.

Ответил ей Нахадот. Он стоял лицом к солнцу, щурясь с едва заметным недовольством. Вреда оно ему, конечно, причинить не могло, потому что было всего лишь некрупной звездой, и потом, где-то во вселенной неизменно царила ночь.

– Мы в море Овикву, – сказал он. – По крайней мере, так оно называлось когда-то.

Услышав это, я захихикал, и на меня стали недоуменно оглядываться.

– Овикву, – сказал я, немного напрягая голос, чтобы шутку сумели оценить все, – было внутренним морем в середине Земли Маро, материка, некогда простиравшегося там, где мы с вами сейчас стоим!

Землю Маро – весь континент – уничтожили Арамери. Уничтожили во время одной из своих войн, когда у них хватило безрассудства использовать Нахадота как разрушительное оружие. Он сделал то, что они потребовали. Но не остановился на этом.

– Самое первое Небо! – выдохнул Дека. – Погибший дворец!

Нахадот повернулся к нему – и помедлил, устремив на него долгий взгляд. Слишком долгий… Я напрягся, кишки завязались узлом. Уж не показались ли ему знакомыми Декины черты, столь явно отмеченные фамильным сходством с Ахадом? Если он поймет, кто такой Дека, кто такие Ремат и Шахар… Прислушается ли он к моим мольбам о пощаде для них?

– Самое первое Небо сейчас точно под нами, – сказал он. Потом посмотрел на меня. Он знал. Я сглотнул, охваченный внезапным страхом.

– Ненадолго, – сказала Йейнэ.

И она изящным жестом вскинула руку, как бы выманивая что-то из морских вод у нас под ногами. Трое при желании способны вызывать из небытия миры и запускать в пространство галактики. Это я к тому, что нынешнее деяние давалось Йейнэ вообще без усилия. Даже этот жест не требовался. Она сделала его больше для зрителей.

Она только немного переоценила пределы внимания смертных. Едва из воды вырвались первые камни, про саму Йейнэ мгновенно забыли.

И это Дека что-то пробормотал, заключив всех в воздушный пузырь, защитивший от взметнувшихся волн и водяных брызг. Пребывая, таким образом, в безопасности, мы благоговейно следили, как повсюду вздымались изломанные, обросшие водорослями и кораллами глыбы день-камня – самая маленькая была величиной с весь «Герб ночи». Развалины, много веков покоившиеся на морском дне, выходили на солнечный свет, как бы падая в небо. Глыбы стряхивали наросты, громоздились одна на другую и срастались в единое целое. Росли стены, прямо под нашими ногами рождались внутренние дворы. Бесформенные руины снова становились дворцом.