Н. Джемисин - Держава богов

– Когда наступит закат и ты вернешься в смертное тело, ты будешь совсем слаб, – напомнила Йейнэ. – Не забудь подготовиться.

Итемпас лишь вздохнул и снова кивнул.

Это была намеренная жестокость. Они дали ему временное помилование ради меня, но его могущество было необходимо нам лишь на мгновение. Дать ему после этого целый день свободы, а в конце дня вновь отобрать было все равно что лишний раз повернуть нож в ране. Он это заслужил, напомнил я себе. Заслужил с лихвой!

Но притворяться, будто меня это совсем не волнует, я не стану.

Потом что-то замерцало – большего мой смертный разум не мог осознать, – и мир зазвенел, когда они содрали с него смертное облачение и отбросили его. Итемпас не закричал, хотя ему полагалось бы. Я бы точно заорал на его месте. А он лишь содрогнулся, закрывая глаза. Его волосы превратились в сверкающий нимб, одежда засияла, словно сотканная из звезд, и – лишь святость момента удержала меня от смеха – его башмаки сделались белыми. И даже мои притупленные чувства легко уловили усилие, которое потребовалось ему, чтобы справиться с внезапной вспышкой своей истинной сущности, волной жара, которую та швырнула по поверхности реальности, точно цунами от падения раскаленного метеора. Он быстро все успокоил, и осталась лишь глубокая тишина.

Получится ли у меня так же хорошо, когда вернется божественность? Может, и нет. Я, наверное, с воплями запрыгаю туда и сюда, пущусь в пляс, поскачу по ближним планетам…

Теперь уже скоро!

Когда рассеялся огненный смерч, сопровождавший восстановление Итемпаса, он немного помедлил, наверное приходя в себя. Затем повернулся ко мне, как и обещал, и я приготовился. Однако вдруг – почти незаметно, я и не заметил бы, не знай я его так хорошо, – он нахмурился.

– Что такое? – спросила Йейнэ.

– С ним все в полном порядке, – ответил Итемпас.

– Со мной? Все в полном порядке?.. – Я указал на себя. Моя рука была рукой взрослого мужчины. Утром мне пришлось бриться, и я порезался. И ранка, чтоб ей, болела! – Да есть ли во мне хоть что-нибудь, что было бы в порядке?!

Итемпас медленно покачал головой.

– Моя природа состоит в том, чтобы прозревать пути, – сказал он. Это было весьма приблизительно, но мы изъяснялись по-сенмитски, из уважения к хрупкости моей смертной плоти. – Наводить их там, где их нет, и следовать тем, которые уже существуют. Я могу вновь сделать тебя таким, каким тебе надлежит быть. Могу остановить то, что пошло неправильно. Вот только в тебе, Сиэй, ничего неправильного нет. То, каким ты стал… – Он посмотрел на Йейнэ и Нахадота. Он никогда бы не пошел бы на нечто столь недостойное, как признание поражения, но его разочарование было физически ощутимо. – Он таков, каким ему и надлежит быть.

– Этого не может быть, – обеспокоенно проговорил Нахадот и сделал шаг в мою сторону. – Это противно его природе. Он растет и взрослеет, и это ломает его. Как же такому надлежит быть?

– И кто определил, что именно ему надлежит? – медленно, потому что у нее не было давней привычки выражать наши понятия средствами человеческой речи, сказала Йейнэ.

Трое переглянулись, и я запоздало осознал смысл сказанного. Он состоял в том, что сегодня божественность ко мне не вернется. Я вздохнул, отвернулся и отошел к изогнутой жемчужной стене. Уселся возле нее, обхватил руками колени.

А дальше, как и следовало ожидать, все очень быстро стало совсем скверно.

– Этого не может быть, – повторил Нахадот, и я уловил его гнев: свет в комнатке вдруг померк, несмотря на то что за стеклянным потолком лучилось утреннее солнце. Хорошо хоть темновато стало лишь в помещении, а небо продолжало сиять. Благодарить за это следовало ум Йейнэ: она приняла во внимание нрав своих братьев. Жаль только, в четырех стенах вместе с ними оказался заперт и я.

Нахадот шагнул к Итемпасу. Его аура стала темней и прозрачней, превратившись в некое свечение, по законам бытия недоступное для зрения смертных. Правда, Нахадоту было, как всегда, плевать на эти законы, так что черный свет его сущности был виден всем.

– Ты всегда был трусом, Темпа, – сказал он. Его слова отскакивали от стен и метались эхом. – Ты настоял на уничтожении демонов, а после Войны удрал из этой реальности и отлучил от нее наших детей, бросив нас разбираться с последствиями. И ты хочешь, чтобы я поверил, будто ты не в силах помочь моему сыну?

Я ждал взрыва: сейчас Итемпас придет в ярость, а дальше все пойдет как всегда. Они вступят в бой, а Йейнэ продолжит дело Энефы: сделает все, чтобы их битва не вышла за пределы этих стен, дождется, пока оба не выбьются из сил, и лишь тогда обратится к их разуму.

Как же мне все это надоело. Никакими словами не выразить, как мне все это надоело.

Однако тут меня поджидал сюрприз. Итемпас медленно покачал головой:

– Я с радостью сделаю для нашего сына все, что только возможно, Наха.

Я отметил, что он лишь чуть выделил голосом слово «нашего». Раньше он не пожалел бы красок, настаивая на общем отцовстве. Он не смотрел на меня, но в том не было нужды. Каждое слово, произносимое Итемпасом, имело значение, а то и не одно. Он не хуже меня знал, что попытка назвать меня своим сыном вряд ли оказалась бы успешной.

Я нахмурился, пытаясь истолковать такое новообретенное смирение. Как-то это было непохоже на того Темпу, которого я знал. А его спокойствие перед лицом обвинений, брошенных Нахадотом! Нахадот тоже свел брови, но не удивленно, а скорее подозрительно.

Дальнейшее стало чуть менее неожиданным. Йейнэ вышла вперед, она с раздражением смотрела на Нахадота.

– Ругань делу не поможет. Мы здесь собрались не для того, чтобы растравлять старые раны. – И прежде, чем Нахадот успел возмутиться, она коснулась его плеча. – Посмотри на нашего сына, Наха.

Забыв о гневе, Нахадот повернулся ко мне. И вот уже все Трое уставились на меня, излучая жалость и скорбь. Я улыбнулся в ответ. Мое отчаяние сделалось окончательно беспросветным.

– Прекрасно, – сказал я. – На полминуты вы вообще позабыли, что я здесь сижу.

Нахадот стиснул зубы. Я заметил это и испытал угрюмую гордость.

Йейнэ, вздохнув, прошла между своими рослыми братьями, наградив каждого укоризненным взглядом, и опустилась напротив меня на корточки, балансируя на подушечках пальцев. Она была, по обыкновению, босиком. Я не пошевелился, и она села рядом со мной, опустив голову мне на плечо. Я закрыл глаза и прижался щекой к ее волосам.

– Есть еще один способ, – прервал молчание Нахадот. Он говорил медленно и неохотно. Обычно перемены давались ему легко, но только не эта. – Когда мы втроем заодно, все делается возможным…

И опять Итемпас обманул мои ожидания.

– Вернуть Сиэю божественность – наша общая цель и общее желание, – сказал он.