Алекс К. - Нийяджи

Острая жгучая боль пронзила все тело, словно меня изрешетили из тысячи ружей. Я прислонил руку к животу, ощутив пальцами, как они погрузились в нечто горячее и вязкое. Кровь. Я впервые видел свою кровь. Яркую, бордово-красную, с сильным металлическим запахом, сводящим с ума и вызывающим тошноту. Вот, значит, как это происходит? Вот так умирают живые существа? Они чувствуют мучительную боль, ужас подступающей смерти и отчаяние. Или так чувствую только я?

Ноги стали словно чужие и обессиленно прогнулись под тяжестью остального тела, опустив меня на колени перед гигантских размеров монстром. Я умирал. Умирал и ничего не мог с этим поделать. Еще никогда прежде мне не доводилось испытывать столь всепоглощающий страх. Я поднял голову, заглянув в темно-карие, на выкате, с испещренными мелкими сосудами, глаза Донйюру, в которых явно читались восторг и удовлетворение.

Если аватар мира Акагуон погибает, то дух Нийяджи целый месяц живет в теле умершего, как в клетке, терзаемый теснотой и мраком, и нет ничего страшнее этой гнетущей тишины поставленной на паузу жизни. Лишь только пламя может освободить узника. Но если труп захоронить…

– Ты никогда не сможешь переродиться, – словно прочтя мои мысли, выдохнул вождь, вернувшись в человеческий облик. – Я спрячу тебя на столько глубоко, что Авэйлькиро ни за что не сможет тебя отыскать. Ты станешь туманом, Аасэто.

Мои глаза распахнулись еще шире. Значит… я больше никогда не вернусь в Ллааса. Еще с минуту я беспомощно смотрел на лидера клана Асвалаатма словно, не веря в происходящее.

– Ну и кто из нас победил? – выкрикнул в небо Донйюру и приподнял меня за шею, ехидно ухмыльнувшись. – Как думаешь, много ли сил останется у Хранителя, когда он потеряет тебя навсегда?

– Достаточно, – прохрипел мой голос. – Чтобы превратить вашу жизнь в ад.

Вождь бешено сверкнул глазами и, оскалившись, воткнул длинный коготь, подобный кинжалу, между ребер, где гулко ухало сердце.

– Сомневаюсь, – миазмы гнилого запаха плоти жаром полыхнули в лицо, и он отшвырнул меня на каменистую почву, подняв облако пыли.

Секунды три я, не мигая, смотрел на мутные очертания своего убийцы, пока краски не стали меркнуть, унося в мир вечной тьмы.

Авэйлькиро… сможешь ли ты смириться с моим исчезновением и жить дальше?

Небо надрывно рыдало уже больше часа, вылив столько осадков на хвойный лес, сколько не выливается даже за год. Пробираться приходилось по скользкой проваливающейся под ногами мешанине из острой хвои и каменистой почвы, порой увязая в ее разжиженной кашице по самую щиколотку. Ветви стройных вечнозеленых великанов вздрагивали в такт каждого удара капель и пригибались все ниже, треща щербатой корой и постанывая в резких порывах ветра. Мой путь плавно уходил ввысь к вершине хребта, и кто знает, что ожидало меня за ним. Поставив себе целью найти неуловимого странника, я и подумать не могла, сколько всего обрушится на мою голову. Но сейчас, пройдя столько километров пешком в промозглую погоду под проливным дождем, поворачивать назад было бы слишком досадно.

Не могу вот так просто сдаться. Он нужен мне, черт его дери!

Тайга постепенно гасла, утопая в серости надвигающегося вечера. Ноги гудели и заплетались. А воздух становился все более тяжелым и липким. Упав руками в засасывающую киселицу и едва вырвавшись из оков, я на полном серьезе начала подумывать о том, чтобы капитулировать, как впереди, между скученной порослью, оплетенной тугими лианами дикого винограда, промелькнула едва различимая прореха.

Ну наконец-то!

На моем лице даже проскочило некое подобие улыбки. Немного ускорившись, с усилием преодолевая несущиеся по земле грязевые потоки, я наконец выбралась на небольшую залысину, почерневшую и будто съежившуюся от недавнего пожара. Кое-где еще поднимался неровный сизый дымок, пробиваясь сквозь рассеивающийся туман, концентрация которого увеличивалась по мере отдаления и уходила густым молочным покрывалом в чащу.

И все-таки, направление было верным. Он близко.

Остановившись у самого края выгоревшего клочка и глядя на все более улетучивающееся марево, поземкой уходящее в глубину зарослей, я на минуту замерла. И что теперь? Это конечно здорово, что я сумела отыскать кочевника, но что дальше? Что, если он захочет убить меня? Я уже видела прежде, как сходили лавины, как внезапно вспыхивали без причины дома, как вихрь, закручиваясь в торнадо, уничтожал целые поселки. Цунами, пожары, ураганы, землетрясения. Все это лишь малая часть того, что являл собой беспощадный странник.

Аррр… Если бы Великий Дух не покинул нас в свое время, мне бы не пришлось сейчас стоять на распутье.

Дождь внезапно прекратился, и с неба частыми крупными хлопьями посыпались необычайно темные снежинки, в ту же секунду тая от соприкосновения с горячей почвой и образуя облачка пара. В совершенно неподвижном воздухе в раз повисла звенящая тишина, проедая голову и сводя с ума полным отсутствием звуков. Ветер больше не шелестел в кронах деревьев, а озадаченные моим появлением совы словно испарились. В этом месте было слишком уж тихо. Такое безмолвие естественно перед ужасной бурей, когда вся природа словно цепенеет в ожидании судного часа.

Как же не вовремя… Не нравится мне все это.

Тряхнув головой и сглотнув пересохшей глоткой вязкую слюну, я с опаской вновь взглянула на возвышающуюся стену леса по другую сторону прогалины. Выходить было слишком опасно. Надо двигаться под тенью полога. Тихо, но быстро. Если я потеряю его след сейчас, то все окажется бессмысленным.

Сердце с каждым шагом все больнее ударялось о жесткую клетку ребер, а кровеносные сосуды на висках будто взбухли, напряженно стуча маленькими молоточками. Сейчас сама идея последовать вслед за пилигримом казалась до края абсурдной. О чем я только думала?

Аккуратно переступая царапающие кожу кустарники, где-то на половине пути, в ступни вдруг резко ударил невыносимый холод, вонзив свои иглы и пробрав до самых костей. Подпрыгнув от жгучего пристывающего к ногам ледяного грунта и перескочив на выступающий из земли корень, я схватилась за ровный гладкий ствол кедра, болезненно простонавшего от моего прикосновения, и в ужасе остолбенела. Вся земля под ногами, еще совсем недавно раскисшая от затяжных ливней, теперь растрескалась и высохла, скованная чудовищным морозом. Стволы деревьев побелели, покрывшись коркой льда, и застыли в абсолютной неподвижности, будто захваченные в плен заложники. Лишь протяжный скрип доносился со всех сторон. Он здесь. Не просто близко, а прямо тут, где-то за посеревшими от сумерек статными башнями ельника.