Джулия О Мани - Дочь Дракона. Книга 2

Темнота…

Всеобъемлющая боль и чьи-то возбуждённые крики. Толпа его людей вокруг набухала, как губка, брошенная в воду.

Темнота…

Чувство, схожее со страхом встрепенулось в его душе. Страх, что не успел, недоделал кучу дел…

Темнота…

Капли дождя одна за другой стекали по его коже, смывая с лица кровь.

На этом коварство горных духов оказалось исчерпано. Валуны замерли. В наступившей после грохота зловещей тишине, лишь кое-где, продолжали осыпаться мелкие камешки. Обвал кончился.

Земля была цвета крови. Трава цвета крови.

– Проклятье! – нагнувшись, советник коснулся пальцами небьющейся жилки на открытой шее короля.

*сдюжить– справиться с чем-то, выдержать.

*промоина– углубление в грунте, образованное временным водотоком.

*пегая– (о масти лошадей) пятнистая, пёстрая, с большими пятнами, крапинами-пежинами.

Дождь перестал, забрезжило солнце, на голых ветвях яблонь неподвижно сидели птицы, и пёрышки их ерошил холодный ветер. Изредка на землю шлёпались, разбиваясь на мелкие брызги, тяжёлые дождевые капли. Купы* деревьев, что росли вокруг фермы выделялись на пасмурном небе, редкими темно-лиловыми пятнами.

Работа в доме кипела: несколько слуг орудовали щётками и тряпками, распахивали настежь окна и двери. Во дворе стоял размеренный стук топора. Сторожевые псы лаяли возле своих будок, изо всех сил натягивая цепи.

Старшая экономка по имени Мелити, в шерстяной клетчатой накидке, как обычно считала тушки заготовленного мяса, хорошо понимая: нельзя дать пропасть ни одному хвостику и ушку – ведь ей кормить целую ораву слуг. Окорока в погребе грели её душу так, как не согрело бы самое роскошное платье.

– Соль на исходе. Тазы прохудились, – сердито бормотала под нос, делясь размышлениями с высшим разумом, который всё слышит и видит.

Она все любила контролировать. Особенно кто и чем занимается.

Высунулась в окошко. Тюк – тюк – тюк – отлетали поленья, раскалываясь на две половинки. Позвала к себе человека, который работал топором.

На зов экономки мужчина явился так быстро, как мог.

– Солнце на землю упало, или ты меня хотела? Так вот он я. Весь твой, – управляющий фермой нередко пытался вовлечь её в двусмысленную болтовню.

Она обернулась, сразу поднимая глаза из-за его высокого роста.

– Скоро уж обед, а из поварни дым не валит, – кивая на невычищенный, полный старой золы, давно остывший камин, сказала она, стараясь вложить в голос всю имеющуюся у неё твёрдость.

– Дрова в поленнице сами из ниоткуда не возникают. Чем я по-твоему сейчас занимался?

Служанку разозлили его слова.

– Мне ещё только о дровах думать не хватало. Кто из нас управляющий? – всплеснула руками и уставилась на него маленькими глазёнками. – Я итак дней не вижу, ног под собой не чую, – тон её был таким, будто обычно он спит до полудня и лишь сегодня сподобился подняться пораньше.

– Запрет миледи, пороть дворню представляется мне не вполне разумным, – в глазах мужчины мелькнуло что-то, похожее на разочарование.

– Сие все твои мечты, Когтор, – не выдержала и прыснула твердохарактерная экономка. – Разве можно подумать, чтобы наша красавица миледи, разрешила такому прощелыги как ты, пороть наши спины? – и после паузы добавила чуть мягче: – Кстати, искал госпожу?

– Глядел по всей округе, – кашлянул, прочищая горло.

Рядом стоял кувшин с холодным молоком. Он налил себе молока в чашку и размазал мёд по оставшейся с завтрака овсяной лепёшке.

– Ну и? – что за привычка тянуть дракона за…

– Ни следа, – ответил с набитым ртом. Молоко было божественно вкусным; оно омыло его пересохшее горло.

– Так я и знала! – Мелити жадно глотнула сырой холодный ветер, залетевший в комнату из развороченного окна. – И что теперь делать? – тревога царапнула её сердце.

– Вернётся до вечернего колокола, – безрадостно покосился в сторону ворот, когда проглотил лепёшку.

– У меня аж живот сводит от тревоги, – произнесла, нервно комкая концы накидки. – Всю ночь ворочалась с боку на бок, а ты ешь, как скаженный*! – попрекнула его.

– Тю, чума дроконья! Сама же миледи отпустила в лес, – обвиняющим жестом ткнул в неё пальцем. – Чего ты при ней рот открыла? – остановился на мгновение, чтобы остыть и не наговорить лишнего. – Меня дождаться не могла?

– Злой, как десять собак, – на глазах у экономки проступили слезы, она громко шмыгнула носом и запричитала. – Ты хоть знаешь, что мы тут пережили, пока ты шлялся по Торосу? – набросилась на капусту, словно отсекала головы дракону.

– Тороса больше нет, – привалившись к стене, выдал Когтор. – Он разрушен, сожжён, вырезан.

Мелити вздрогнула и выпрямилась, уронив нож.

– Ох ты, Бог мой! – воскликнула.

– Не взывай к нему по пустякам, – тихо ответил ей.

– Как нет? – в крайнем волнение повторила. – Тороса больше нет?

– Больше нет, – подтвердил он.

Она опустила голову.

– Невозможно.

– Для Надара Кимиша – оказалось возможным. Теперь каждый будет дрожать от одного его имени. Вот так, – в голосе управляющего чувствовалась глубокая горечь. – Король по-своему разобрался с теми, кто поднял руку на его солдат. Я успел ускользнуть в последнюю минуту – перед тем как…

– А вдруг наша госпожа… А вдруг с ней беда? Может разбойники или солдаты с ней того… – принялась бормотать себе под нос, пока что-то больно не щёлкнуло её. Это «что-то» ударило, прищемило кожицу на большом пальце до кровоподтёков. Она имела несчастье неловко поставить ногу на мышеловку.

– Ну, попадись мне, маленькая шмакодявка! – ей казалось, что эту фразу за последние два часа ей пришлось повторить не меньше ста раз. – Вот вернётся миледи, все ей поведаю, – взвыла, упирая руки в жирные бока. – Ещё неизвестно, как она отреагирует на такие вести. Ни за что тебе не разрешит держать этих выкормышей. Не-а! Не бывать этому.

Рыжие кружочки моркови отправились прямиком ей в лицо, она взвизгнула, прикрываясь. Крики не помогали. Маленький дракон не слишком прислушивался к мнению живущих в этом доме слуг. В глазках-пуговках ребёнка мелькала жажда шалостей.

– С тобой я все время словно на пороховой бочке! – возмущённо прибавила. – Кто вчера натер ослику задницу острым перцем? Бедное животное полдня носилось по двору с задранным хвостом! Осел сломал забор, повредил курятник, распугал овец, – она поймала грязный судорожно-сжатый кулачок и, с трудом разогнув пальцы, вынула оттуда последнюю морковинку.

Когтор схватился за живот от неудержимого смеха. Уже в горле и в груди болело, а он все не мог остановить этот дурацкий смех.

– Места ему здесь мало, – произнёс он ощущая, что вот-вот лопнет.