Джулия О Мани - Дочь Дракона. Книга 2

– Что за мальчишка такой растёт?! – рассерженная женщина принялась вытирать перепачканное лицо малыша своим фартуком, что, впрочем, было совершенно бесполезно, потому что грязные полосы ещё больше размазались по щекам и по лбу. – Вроде бы и высоких кровей, но справиться просто невозможно. Что решил, то и делает себе. А ведь ещё недавно сучил ножками в пелёнках, – её взгляд смягчился, а в глазах мелькнула нежность, как крошечный намёк на тайную материнскую любовь.

Внезапно воздух изменился, словно вмешалась какая-то незримая сила. Два золотых глаза со звериными зрачками заставили Мелити напрячься и рывком отпрянуть к стене.

– Что это? – она закашлялась, указывая управляющему на лицо мальчика.

Взгляд его глаз с нечеловеческими радужками обжигал. В светлых волосах ребёнка заиграла порция огненно-рыжих прядей. Послышалось осторожное шипение. Маленький дракон уставился на ворота просверливая их огненным взглядом. Железные петли задрожали, сдерживающий затвор надрывно взвыл, и вся эта груда металла стала припадочно трястись, готовая в любую секунду разлететься на части.

Все закончилось также быстро, как и началось.

Но тишина воцарилась ненадолго. Конский топот затем громкий стук в ворота, переполошили весь дом и усилили ощущение надвигающейся беды.

– Что там такое?

Когтор выглянул из окна и спросил:

– Кто там?

– Приказываю именем короля Надара Кимиша, доказать свою верность ему и открыть ворота!

Они с экономкой обмерли.

«За что такое испытание?! Зачем Боги привели его именно в этот дом?!» – в отчаянии подумали оба.

* купа– группа густо растущих кустов или лиственных деревьев.

*скаженный– безрассудный, сумасбродный, со странностями; ненормальный.

Надар изо всех сил пытался открыть глаза, но они не открывались. Словно на веки положили тяжёлые медные пятаки. Хотел позвать кого-нибудь, но не смог подать голос. «Что со мной? Почему так больно?» – ответы терялись в длинных лабиринтах мозга. По ощущениям – с него содрали кожу и сказали: поживи-ка, братец, теперь так. Плечо сильно щемило, а в груди пекло и хрипело. Мышцы одеревенели, спина отзывалась на каждое движение тупой болью. А ещё было скользкое и холодное, словно тело змеи, предчувствие, что душа его вот-вот странствовала где-то между жизнью и смертью. Во рту стоял кисловатый привкус какого-то лекарства. Ноздри щекотал запах мыла, полыни и ещё чего-то удушающе сладкого, даже в горле запершило.

Так было непривычно оказаться во власти одних лишь запахов…

Он поёрзал в постели. … в голове как будто шла война. Пульсирующая боль проснулась при попытке оторвать от подушки безвольное, будто свинцом налитое тело. Когда все-таки удалось открыть глаза, перед ним встала красная и мутная пелена. Рядом слышалась возня и топот маленьких ножек, бегущих и спотыкающихся. Какая-то тень маячила рядом. Было трудно что-то рассмотреть. Разум пытался ухватить нити ускользающей реальности. Отшвырнув балдахин с подушками, он каким-то чудом сполз с постели вместе с одеялом. Лицо исказила гримаса дикой боли. Тяжело вздохнул, привыкая к ней… Обеими руками он вцепился в свою голову, пытаясь удержать мир на месте.

Пушистый ворс ковра ласково щекотал голые ступни. Надару хотелось увидеть, рассмотреть маленькую тень и убедиться, что ничего не мерещится. Правильная ли тень, не обман ли?

Кто-то прошмыгнул мимо.

Ужасно хотелось пить. Он потянулся к очертанию кувшина. Склянка, задетая его неосторожной рукой, вдребезги полетела на пол, заглушая топоток ножек, который он всё же отчётливо слышал, но теперь не понимал, в каком направлении они удалялись. Прошло минуты три, прежде чем к нему вернулось зрение.

Тень исчезла…

– Эй, есть кто живой?! – получилось тихо, болезненно. Лицо его было в испарине.

Из-за тяжёлой шторы выглянуло любопытное детское личико. Это был обыкновенный мальчик, только совсем маленький. Ребёнок смотрел на него, широко распахнув глаза. Удивлению короля не было предела.

– Откуда ты здесь? – сквозь ресницы мутящие взор, он пытался рассмотреть маленького гостя.

Малыш не ответил, а только медленно стал подходить к нему.

– Где твои родители?

Он не отвечал.

– Как это невежливо с моей стороны, – Надар позволил себе улыбнуться – еле заметно, скромно, уголками губ. – Ведь наверняка это твой дом и ты здесь живёшь. А я свалился, как снег на голову, – настала пауза. – Дай я пожму тебе руку.

Мальчуган потёр рукой маленький носик и шмыгнул. Эти слова совершенно ничего не говорили ему.

В голове короля забрезжила какая-то смутная мысль.

– Тебя не учили рукопожатию? – сдвинул брови. – Приветствие путём обмена рукопожатиями мужчинам рекомендуется делать всегда, – произнёс превозмогая боль в языке. – Женщинам – по обоюдному согласию.

Мальчик с любопытством и беззастенчиво рассматривал дядю, не с высоты своего крошечного роста, а с высоты своего внутреннего величия. Даже сидя тот был выше его на целых три головы.

– Протяни правую руку, – попросил и зашипел от дискомфорта в груди. Маленький гость с готовностью протянул ручку ладонью вверх, не зная, чего ждать. Однако, его новый знакомый ничего не положил в раскрытую ладонь.

– Протягивать руку нужно вертикально. Вот так, – король показательно протянул свою. Заметив, какое замешательство вызвали эти слова, он хрипло рассмеялся. Малыш никогда не видел таких огромных рук и таких огромных людей.

– И ещё, не протягивай руки параллельно полу и ладонью вверх – это означает покорность. Что ж за родитель у тебя такой, что не рассказал про такую важную вещь? – пожимая детскую ручонку, он поразился силе, таящейся в ней.

Малец замер, восхищённо глядя на незнакомца.

– Рад знакомству, силач! Я Надар, – сделал паузу, позволяя как следует впитать полученную информацию.

Одет зажиточно, отметил про себя король: расшитый цветочным узором бострог* (работа хорошего умельца, купленная); на ногах кожаная обувь. Значит, не любопытное дитя служанки. Толстые губы и узкий подбородок; тёмные, с изломом брови; густые светлые, волосы, зачёсанные набок. Что-то крутилось в памяти, но это «что-то» словно пыталось увести его в собственное детство. Черты лица мальчишки казались Надару странными.

Неправильными.

Однако сейчас ему было не до разглядывания лиц.

– Неужели твой отец мог упустить такой важный урок? – в его голосе будто бы даже сочувствие проскользнуло. – Вот мой слишком зацикливался на манерах. Зацикливался на том, чего я не мог делать, хотя при этом я умел делать кучу такого, что не могли другие. Какие-то у нас странные отцы, да? – это он попытался пошутить. Нет, шутки не вышло, потому что его убитое состояние выдавал голос.