Катерина Коновалова - Изъян в сказке: ведьма

– Посмотрим, – ответил голос. Мэгг подумала, что, должно быть, это кто-то из подручных монаха. Его голоса она не помнила, но не сомневалась, что узнает сразу же. Как и от самого монаха, от него должно веять смертным ужасом, этот же звучал мягко и даже приятно. – Кгарет-лин рассказал много интересного, – продолжил голос. – Про милорда Эскота… и про вас.

Мэгг вздрогнула.

– Расскажите-ка, как вы с ним встретились.

– Вы же уже знаете…

– Поэтому и спрашиваю. Хочу понять, можете ли вы говорить правду, или лживость и притворство – это ваша натура.

Обвинение было обидным почти до слёз, но Мэгг даже не попыталась об этом сказать. На неё навалилась глухая тоска. Впереди смерть. А до неё – может, и пытки.

– Меня… – нельзя было говорить про Зои. Пусть хоть она будет в безопасности! – я искала работу в Остер-лине. Мне сказали, что я подойду… из-за осанки и… выговора. Кгарет-лин дал мне платье, объяснил, куда прийти на встречу. Лорд, скажите, Кгарет-лин жив? Я клянусь, он хороший человек, он просто…

– Титул «лорд» мне не подходит, я давно его утратил, – сказал голос. – Вы можете называть меня «святейший отец».

Мэгг обессиленно откинула голову назад, на мягкую спинку. Это всё-таки был монах. Его голос обманул её.

– Всевышний… – монах издал странный звук, похожий на короткий смешок, – знать бы, где мы с вами успели встретиться, госпожа, что вы меня так боитесь. Не подскажете? Не спешите, у нас впереди долгая дорога, успеем всё обсудить.

Он замолчал, и Мэгг тоже не торопилась отвечать. Как сказать человеку, от которого зависит её судьба, что у него глаза врага Всевышнего? Самые страшные глаза, которые только можно вообразить себе! Как сказать, что один его взгляд вызывает животный ужас?

– Впрочем, можете не говорить, запишем в загадки. Право, вокруг вас их многовато. Так что с Кгарет-лином?

Казалось, что они ведут светскую беседу. Только у Мэгг так сильно болели руки, что она готова была разрыдаться. А ещё появился позыв отойти по малой нужде. Но она знала, что скорее умрёт, чем скажет об этом монаху.

– Мы встретились в лодочном сарае на побережье и поехали оттуда на бал. Вот и всё… святейший отец.

Послышался стук и окрик:

– Останови-ка.

Фургон замедлил ход и, плавно качнувшись, остановился.

– Госпожа, – сказал монах, – сейчас вас выведут, дадут размять ноги, отведут в кусты, если нужно. Проверят путы, мне кажется, они туговаты. Нам не нужен застой крови, в конце концов… Потом предложат воды. Поедим позднее в пути, уже скоро. Но я клянусь вам Всевышним, госпожа, одно лишнее движение, один намёк на побег… – голос стал тише, – и неделю пути до столицы вы проведёте на полу, прикованной к сиденьям. Не доводите до этого, госпожа.

Предупреждение монаха было совершенно избыточным. Мэгг настолько устала и была так разбита, что и не думала о побеге. Во всяком случае, не сейчас.

Её действительно вывели из фургона, поводили из стороны в сторону, держа за локти, а когда онемение в ногах пропало, отвели в сторону. Шелестящий незнакомый голос пообещал отвернуться. Всё, что Мэгг оставалось, это поверить, и, кое-как приподняв юбки связанными руками, справить нужду. Чьи-то ловкие пальцы действительно ослабили верёвки на запястьях и без нежности, но и не грубо растёрли пальцы и ладони.

Потом ей дали ещё походить, прижали к губам кружку с чистой водой и снова усадили в фургон. Отличия фургона от кареты стали заметны, именно когда Мэгг садилась в него снова – он был большим, позволял выпрямиться почти во весь рост, и просторным.

Монах снова оказался где-то рядом, велел трогаться – и фургон покатился вперёд, к столице.

И Мэгг не знала, что ждёт её дальше.

Прошло четыре дня в пути.

Мэгг почти привыкла к слепоте и зависимости, почти смирилась с тем, что у неё связаны руки. И почти перестала вздрагивать всякий раз, когда монах обращался к ней.

Он говорил нечасто – предупреждал об остановках, спрашивал о самочувствии и изредка, не чаще трёх-четырёх раз в день, задавал вопросы: о милорде Тео Эскоте, о Кгарет-лине, об ограблении, об умении уходить в тень и, совершенно неожиданно, о том, где прошло детство Мэгг.

Благодаря тому, что между вопросами проходило много времени, Мэгг успела придумать, что отвечать и как защитить Зои – о собственном спасении она уже и не думала. Пытаясь искренне верить в свои слова, Мэгг рассказывала о том, как в юности сбежала от своего опекуна, как ходила с бродячим цирком, как познакомилась с беглым пареньком-тенью, который не назвал своего имени, но стал ей на время надёжным спутником.

Детали биографии Зои она осторожно вплетала в собственную историю. Монах ни разу не обвинил её во лжи и не прервал – поэтому можно было надеяться, что он верит ей.

Он был с ней, пожалуй, даже пугающе доброжелателен. После того обвинения в лживости он ни разу не позволил себе резкого высказывания, оскорбления или даже намёка на подозрение. Не было с его стороны больше и угроз – впрочем, Мэгг поверила той единственной и не пыталась бежать. Только не вслепую, не зная даже, сколько теней её окружает и кто ещё сопровождает фургон.

Монах слушал её внимательно, иногда задавал уточняющие вопросы и, когда считал, что она сказала достаточно, произносил своим сухим голосом:

– Довольно, госпожа. Отдохните.

И Мэгг бывала вынуждена замолчать.

Начался пятый день в пути. Течение времени Мэгг отсчитывала по приёмам пищи и по тому, как монах говорил ей: «Поспите, госпожа».

Мэгг проснулась от того, что фургон слишком сильно качнулся. По привычке она открыла глаза, но, разумеется, увидела только черноту повязки. Плечи заныли – Мэгг иногда с ужасом думала, сможет ли она снова шевелить руками, когда её развяжут. Но потом вспоминала, что ей это не пригодится – ведь в столице её наверняка ожидает плаха – и оставляла попытки даже размять затёкшие мышцы.

Пережив утренний приступ отчаяния, Мэгг помолилась Всевышнему. В последние дни она молилась за Зои, свою дорогую подругу, за Лина, названного брата, и возносила просьбу о том, чтобы её смерть была быстрой и безболезненной, а все грехи ей бы простились.

Только закончив молитву, Мэгг поняла, что что-то изменилось. Она не могла объяснить, как именно это почувствовала, но была уверена: её магическая маскировка растаяла. Закончились силы держать её.

– Как интересно, – проговорил совсем рядом монах, и Мэгг привычно содрогнулась от ужаса, услышав его голос. – Я подозревал, что…

Вдруг монах замолчал. Тёплый сухой палец коснулся её щеки. Мэгг зажмурилась и вжалась в спинку сиденья.

– Возможно ли… – проговорил монах совсем тихо. Палец убрался, зато ладонь оказалась у Мэгг на затылке. Прежде, чем девушка успела по-настоящему испугаться, ладонь отпустила её – и сняла повязку.