Наташа Труш - Куда он денется с подводной лодки

Инга попыталась отогнать виденье. Денису 19 лет, и вот уже год, как он живет у брата в Финляндии, учится в университете.

«Стало быть, это не Денис», – как во сне подумала Инга, разглядывая незнакомого парня, нежно прикорнувшего на плече мужа. Ему было лет тридцать, может чуть больше. Зрелый мужчина, можно сказать. Если, конечно, можно так сказать – «мужчина». Да и о собственном муже она теперь не знала, как говорить. Кто он? Мужчина? Женщина? Или вообще «оно»?

Ингу передернуло от омерзения, она уронила на пол ключи, и от металлического звука любовнички проснулись.

Стас, продрав глаза и увидев в дверях Ингу, уткнулся лицом в подушку, а незнакомый парень поспешно вскочил, обнажив при этом перед дамой свои худосочные телеса. Прикрывая свое сокровище, он отвернулся, и, наша-рив под подушкой трусы, стал наспех одеваться. А Инга, не отрывая глаз, смотрела на его тощую, с шишками позвонков, спину, на которой красовалась цветная татуировка – бабочка. Парень шевелил лопатками, и издалека казалось, что бабочка помахивает крылышками.

Он оделся быстро, хоть и с трудом попал в штанины своих узеньких штанов «в облипочку» из какой-то блестящей ткани. Набросил на плечи пеструю рубашку, и пронесся мимо Инги, теряя на ходу шлепанцы. Через секунду она услышала, как внизу щелкнула закрывшаяся за ним дверь. А еще через минуту за домом взревел двигатель, и автомобиль вынесся на проселочную дорогу.

Стас все это время лежал, уткнувшись носом в подушку. Он, кажется, даже дышать перестал. И когда осмелился взглянуть на жену, ее уже и след простыл. Только ключи от дома остались лежать на полу в спальне.

Выматерившись вполголоса, но в сто этажей, Стас вылез из-под одеяла, надел белый махровый халат, валявшийся у кровати, допил прямо из горлышка коньяк – бутылка с остатками напитка стояла на полу, подождал две минуты, и, когда алкоголь тепло побежал по жилам, отправился к жене.

Он знал, что не будет никаких разборок. Инга не была истеричкой, и никогда не устраивала ему допросов с пристрастием, не допытывалась и не пыталась узнать тайное. И это было плохо, что она не скандалила. Потому что, в скандале можно было выложиться по полной программе. В споре, как известно, рождается истина. Разборка в семье могла хоть что-то объяснить, если объяснить что-то вообще в данной ситуации возможно. А когда женщина молчит, все его доводы будут словно булыжники падать в воду, и даже волну не нагонят.

Инга стояла у окна в большой просторной кухне. Мыслей в голове не было, кроме одной – ее предали. Причем, предали так, что даже поплакаться в этом она никому не может. На работе сказать, что застукала мужа в постели с мужиком – боже упаси! Сказать сыну и брату – тоже нельзя. Просто стыдно. Да и слов подходящих не найти. Слава богу, отец не дожил до этого дня. Вот уж кто бы докопался до всего сам! Да так, что пух и перья летели бы от муженька.

– Инь, – Стас Воронин как привидение в своем белом халате возник у нее за спиной и слегка тронул Ингу за рукав, от чего она брезгливо передернулась. Не смогла сдержаться, хоть и хотела. – Инь! Я прошу тебя – выслушай…

Инга так воспитана была, что если ее о чем-то просят, не могла отказать. Просит Стас – выслушай, и она вынуждена выслушивать, хоть ее и выворачивает наизнанку от его слов, от его еще такого родного вчера запаха, а сейчас противного и тошнотворного.

Инга промолчала, и Стас занудил.

Как она раньше не замечала, что он постоянно нудил?! Не говорил, а именно нудил, даже если это были не извинения и объяснения, а нормальные разговоры. Это его провинциальный комплекс неполноценности, который до сего дня казался Инге лишь милым чудачеством. А сейчас эта его привычка не разговаривать, а ныть, показывала его бабское начало. «Тьфу, черт возьми!» – выругалась Инга про себя, отметив, что уже давно что-то такое… бабское… в нем подозревала. Хотя… Не было ничего, что выдавало бы в нем …как бы это поточнее… не мужчину. Как раз наоборот. Ну, да что теперь об этом…

Инга потерла пальцами виски. В голове у нее шумело. Видать, давление… Она почти не слышала, что говорит Стас, улавливала только отдельные фразы:

– Инь, ну, пойми ты, я как врач тебе говорю: нормальное это дело, со многими мужиками происходит. Особенно по пьянке…

Стас осмелел, видя, что его выслушивают, и уже аргументировано вливал Инге об особенностях мужской физиологии, о том, что в Древней Греции это было нормально, и что-то еще. В голове у нее стучало – «бла-бла-бла», – так, кажется, говорят ее студенты.

Инга не могла больше всего этого слышать. Для него это было физиологической особенностью, для нее – предательством. Разные вещи.

Стас мучительно подбирал слова, и почти с ненавистью смотрел на жену. Ну, и сокровище ему досталось! Да другая уже давно бы поняла, что произошло недоразумение, что все это не повод, чтобы вот так молчать, как мумия. Да он сейчас для нее в лепешку расшибется, чтобы только загладить все. Хочешь на Бали? Завтра! Да хоть в Бермудский треугольник! Хочешь новую машину? Не вопрос! Любую!

Фокус был в том, что и Бали, и новую машину, и даже Бермудский треугольник его супруга Инга Валевская могла запросто устроить сама. А один звонок брату в соседнюю Финляндию, и на Бали можно было отправиться на вечное поселение. Впрочем, в Магадан тоже. И это Стас знал хорошо. Будучи мужиком сорока лет отроду, Ингиного пятидесятилетнего брата Ингмара Валевского Стас Воронин боялся, как огня. А строгий тесть его еще на свадьбе предупредил серьезно: дочку не обижать! Ей было всего восемнадцать, и брак этот «по любви с залетом» отцу Инги был совсем не нужен. Спасибо, что шею не свернули тогда жениху. Да и то только потому, что Инга была без ума от этого вологодского увальня.

Стас тогда хорошо уяснил, что брак в этой семье – святое. И загулы «налево» были у него сродни вылазкам в тыл врага. Один неверный шаг – и пиши – пропало. Тесть долго бы и разбираться не стал. В начале 90-х он внезапно разбогател и вместе с достатком в его характере появились новые, неведомые и ему самому ранее черты, такие, как жесткость, властность. У него всегда было обостренное чувство справедливости. Мог всю зарплату нищему на паперти отдать. Но мог и размазать негодяя, если довелось бы с таковым встретиться.

За Ингу со Стаса спрос был особый. Поэтому ни номера своего телефона в чужом мобильном, ни чужого волоска на собственной майке, ни – не приведи Господи! – вынужденной консультации у венеролога – он допустить не мог.

Потом старший Валевский заболел, и рак сжег его за три месяца. Умирая, папаша, кроме денег, бизнеса и движимости-недвижимости в России и Финляндии передал сыну заботу о семье Инги. И Ингмар заменил ей отца во всем. До сих пор при встречах он небрежно кивает в сторону мужа и спрашивает, зверски улыбаясь: