Наташа Труш - Куда он денется с подводной лодки

Хандра навалилась на Ингу такая, что не радовало нежное майское солнышко, которое она так любила всегда. Она потеряла всякий интерес к жизни. Механически вставала с утра, потому что уставала лежать без сна с открытыми глазами. Механически варила кофе и выползала на крылечко. Она сидела на прогревшихся некрашеных ступеньках дома, по которым блуждали солнечные зайчики, пила, не чувствуя вкуса любимого напитка, шевелила босыми пальцами ног, и думала только о том, как прожить этот, еще один такой пустой день своей жизни.

Она знала, что должно пройти время. Трудно сказать – сколько. Когда умер отец, она залечивала душу года три. Однажды, по прошествии нескольких месяцев жизни без папы, Инга, перебирая вещи, нашла его старый свитер – отец носил его в саду, когда приезжал погостить к дочери и зятю. Свитер сохранил отцовский запах – смешанный дух хороших дорогих сигарет и любимой его туалетной воды свежести моря. Инга зарылась лицом в свитер и расплакалась. Удивительно, но после этого ей стало легче жить. Как будто ощутила его рядом, как будто он сам, откуда-то с небес, наблюдал за нею, и этой материальной вещью дал понять – там не страшно.

Свитер вскоре утратил родной запах, а Инга стала относиться к смерти иначе. Она постоянно мысленно разговаривала с тем, кого любила безумно и после жизни, и ей было хорошо оттого, что у нее есть ее маленькая тайна.

Сейчас умерла любовь. Вернее, не любовь, а семья, что было для нее синонимом любви. И сколько ей придется залечивать раны, она не знала, но догадывалась, что долго. И потому ей хотелось только одного – чтобы дни поскорее пробегали, отдаляя тот день, в который все это случилось. А время, как назло, текло медленно. Так всегда бывает.

Еще через две недели своего затворничества на даче Кузнецовых, Инга стала проявлять интерес к себе. Она внимательно разглядывала свое отражение в зеркале, и оно ей совсем не нравилось. Волосы потускнели, глаза потухли. «Женщина под сорок», хотя ей ее возраста никто никогда не давал.

И не из-за отражения в зеркале, а скорее из-за выработанной с годами привычки, она решила встряхнуться и посетить парикмахера и косметолога. Да, еще надо было забрать из дома Митрофана – лысого кота, которому без нее, наверняка, очень одиноко. Стас недолюбливал «ненормального», по его мнению, Митю, который родился без шерсти, криволапого, с усами, закрученными в крошечные штопоры. А Инга наоборот – души в нем не чаяла.

Когда Денис год назад объявил родителям, что уезжает к дяде Ингмару в Финляндию, где будет учиться в университете, у Инги будто кусок сердца отрезали. И хоть понимала она, что это когда-то произойдет, не думала, что так скоро.

С отъездом сына Инга второй раз в жизни ощутила свое сиротство. Стас, как мог, утешал ее, говоря прописные истины о том, что дети вырастают и уходят, и это нормально. Для Инги дом без Дениса опустел. Будто воздух выкачали. И этот вакуум надо было заполнить. Она уже знала – чем. Вернее, кем.

Митяя она привезла с выставки. Он был смешной и жалкий. Кот стоял на дрожащих лапах посреди кухни, как инопланетянин, прилетевший на Землю. У него были огромные глаза, усы-спирали и редкие детские волоски вместо нормальной кошачьей шубки.

Стас, увидев Митю, сел от неожиданности в прихожей под вешалкой и сказал:

– Он что, больной?

– Ну, почему больной? – возразила Инга. – Это порода такая – сфинкс.

– Он лысым так и будет? – снова спросил Стас.

Инга рассмеялась своим серебристым смехом:

– «Лысым»! Это он еще «одет»! Вот подрастет и по-настоящему облысеет.

Любви между Стасом и Митей не случилось. Митя бы и рад был его полюбить, но Стас брезгливо отдергивал руку, когда кот приходил к нему пободаться. Предлагать свою любовь, не получая взамен ласки, Митя не стал. Он любил Ингу. А когда она отсутствовала, общался исключительно с домработницей Катей, которая приезжала каждый день на своем крошечном автомобиле убирать дом, готовить и кормить Митю.

«И так, салон и Митя», – подумала с утра Инга, прикидывая, в котором часу лучше появиться дома, чтобы не встретиться там с Ворониным. По всему выходило, у Стаса был операционный день, и у Инги в распоряжении было много времени. Сталкиваться с мужем ей не хотелось вообще. Не для того она спряталась в этих болотах и сменила номер телефона, чтобы объясняться с ним. Все сказано. Дело не в «прости», которое она бы могла принять. Это понимали оба. Стас не был дураком. Жизнь раскололась. И, как это банально не звучит, – не склеить разбитую чашку.

Она провела весь день в салоне. Ее никто ни о чем не спрашивал, так как у Инги было золотое правило: с домработницей, парикмахершей, маникюршей и прочими очень милыми женщинами из сферы обслуживания, свою личную жизнь никогда не обсуждать. На то она и «личная» эта жизнь, чтобы никто не мог в ней участвовать своими советами и сплетнями. Все-таки, все эти милые женщины, которые делали Ингу красивой, ей не подружки. За их работу она им платит. А душевные разговоры – только с Тосей.

После всех намеченных и с блеском выполненных процедур Инга снова засияла. И теперь ее душевный раздрай выдавали только глаза. Да, глаза – это надолго. Это не брови выщипать. Тут время нужно, чтобы отболело.

Митя кинулся ей в ноги, едва она переступила порог дома. Воронин, как и предполагалось, был на работе. Дом сиял чистотой. Судя по всему, Катя, видя, что хозяйка не появляется, приезжала каждый день и вылизывала уголки.

– Митенька, солнышко! – Инга взяла криволапого котенка на руки, понюхала ему спинку – это у них ритуал такой был: встретились – обнюхались. Котенок громко урчал, «разговаривал», и терся носом о щеку хозяйки.

– Ну, все-все! Прости меня, маленький, я тебя не бросила, так получилось. Сейчас поедем домой… – Инга и не заметила, как новое свое пристанище «домом» назвала.

Она написала записку для Кати, чтобы та не волновалась, не найдя в доме котенка. В записке ни слова не было для Стаса. Поставив точку, Инга подумала мельком – не слишком ли это жестоко? «Не слишком»», – ответила сама себе, и, хорошенько заперев дом, поехала на дачу с заездом к Кузнецовым.

Тося встретила ее у парадной, расцеловала, едва Инга вылезла из машины, а потом уже осмотрела ее внимательно со всех сторон:

– Выглядишь в целом нормально, даже хорошо. Похудела. Тоже не так плохо. Только больше не смей! Но вот глаза… Как будто схоронила кого.

– Так я и так схоронила. – Инга поправила непослушную прядку волос, выпадавшую из-за уха. – Любовь.

– Ингуш, поверь мне: все пройдет, вечной любви не бывает. Там, где заканчивается одна, тут же освобождается место для другой.

– Бывает. И ты это знаешь. Пример – мама и папа…

Родители Инги учились в одной школе, в одном классе. А до этого ходили в один детский сад. И папа потом рассказывал, что влюбился в маму еще тогда, когда первый раз увидел ее в песочнице во дворе. У нее были очень красивые розовые бантики. Не просто капроновые, а с бархатными кружочками, как будто усыпанные красным мохнатым горошком. Папа мечтал, что у его дочки будут такие же. Но когда у них родилась Инга, таких бантиков в продаже не было. Такие были только у девочки из его счастливого детства.