Ирен Беннани - Les promeses – Обещания. Криминальная мелодрама

– Ирис, давай зайдем по пути, я захвачу теплую куртку, ты вся продрогла.

– Конечно, хитроумно, но соглашусь.

Мы поднялись наверх, покидая мокрую набережную, на виллу, где проживал мой спутник. Это была одинокая усадьба в стиле тридцатых, только современно оснащенная всем необходимым. Войдя в нее, из фойе мы шли по ступенькам, мягко ступая по ним, покрытым ковровыми дорожками, наверх. Здесь располагалась спальня; тяжелая вишневая мебель придавала ей торжественный вид. На прикроватную тумбочку я опустила бутылку с вином. Присев на пол у моих ног, он напоминал мне огромного пса, ждущего ласку покорно и терпеливо. В уютной спальне было тепло, разыгравшаяся за окном стихия придавала особый шарм этим поздним часам. В тишине комнаты все отчетливей становились удары от падающих тяжелых капель дождя.

Олег целовал мои руки, которыми я гладила его мягкие волосы, и затем я попросила его: «Почитай мне стихи». Каждая произнесенная строка начиналась одним: «Либен клайне» 4 4 Любимая женщина (нем.). . Немецкий наиболее выразительный из германских языков, на меня производил особое впечатление. Я не понимала языка, но мне нравилось его слушать. Шум ветра и дождя дополняли мелодию стихов, их ночной звук сочетался с шумом бамбука, растущего за окном.

Некоторое время мы общались на абстрактные темы и на темы Востока. Я закрыла глаза и забылась минутным сном, проснувшись от его нежного прикосновения, – Олег гладил и целовал меня. Очень страстный неутомимый любовник в эти минуты был ласковым.

– Мне жаль, – сказала ему, – мне надо спешить.

Мы возвращались, дождь, не переставая, хлестал в лицо, с каждой минутой усиливаясь. Мы зашли в подъезд и подошли к моей двери.

– Ты благоухаешь как младенец, – сказал он, продолжая целовать меня. – Я хочу быть с тобой снова и снова. Не знаю, что может произойти завтра, но мне хочется остаться с тобой.

Я верила его словам, в эти ночные минуты они возбуждали, лаская мой слух своей правдой: влюбленный мужчина всегда желает одного – не расставаться с тобой.

– Ирис, я с ума схожу от тебя, ты мне нравишься безумно! – он повторил слова, услышанные мною от другого человека уже больше года назад.

Растущее желание затмевало доводы разума, мы поднимались на крышу, где среди царящей темноты стоны заглушали вой ветра. Холод и страх отступали, только страсть еще сильнее накаляла тела и овладевала нами, но в какой-то миг я словно ощутила на себе взгляд, затем, отбросив эти невозможные мысли, забылась в сладкой истоме.

Спустившись по ступенькам, мы расставались.

Я молчала. Олег поцеловал меня, и я открыла дверь, исчезая в ночи.

Иллюстрация Людмилы Ломака

Ночью, как только вошла, упала на кровать; мне показалось, что наверху кто-то ходит, но кто может быть там? Или все же был кто-то на чердаке? Меня одолела усталость, не хотелось ни о чем думать, и я забылась во сне, когда проснулась от разбудившего грохота, похожего на падение огромной плиты. За дверью, на ступеньках, ведущих на чердак, лежал человек в луже крови. Голова его была направлена вниз, с нее стекала кровь. Руки, распростертые в стороны, еще оставались теплыми. Пульс уже не бился – падая, незнакомец сломал себе шею. Запах крови, исходящий от трупа, с каждой минутой усиливался, становясь все невыносимее.

Утром приходили соседи, смотрели, но его так никто и не опознал. Одна версия была официальная: человек заблудился в темном подъезде, оступился, поскользнувшись на лежавшей случайно здесь металлической двери у перилл чердака, и упал. Он сломал шею при падении с высоты трех метров. Смерть его наступила мгновенно.

Версия вторая была моей, и события, происшедшие накануне ночью, доказывали ее реальность. Отчетливей вспоминались яркие огоньки глаз, блеснувшие при вспышке молнии, и сильный удар грома последовал в ту роковую минуту. На крыше был свидетель.

Я догадывалась: не от любовной картины, увиденной им, он поплатился своей жизнью. Скорее всего, Олег тоже заметил там неизвестного, значит, мне не показалось, что кто-то на крыше был? Что же произошло? Кто знает, сколько времени незнакомец провел на крыше, пока Олег не застал его? Зачем он шел за нами, заставляет задуматься. И, на первый взгляд, из нелепых совпадений снова складывалась загадочная мозаичная картинка. Замысловатые мрачные рисунки ее еще не были завершенными, как и разговор между нами о вновь ожившем, сильное сходство его с Олегом из прошлого. Хотя у меня не было полной уверенности в моей догадке, что он изменил лицо.

Оставалось узнать, кем был мертвец за дверью. Преступник, преследовавший Олега, маньяк или обычный грабитель? Кто сбросил его? Или это случайно заблудившийся, оступившийся в темноте? Что за человек, смерть которого объявили несчастным случаем?

Утром мой ночной спутник был уже далеко. На его вопрос, что я делаю здесь, у меня не было ответа. Казалось, что нет реальных перемен, их и не может быть в моей жизни, да и что могло бы ее изменить?

Только события, произошедшие минувшей ночью, казалось, перевернули все с ног на голову, являясь неожиданным поворотом из прошлого.

Я рассматривала зимние узоры непривычно холодного декабря, когда неожиданно раздался звонок. Валера ждал нашей встречи, но откладывал ее на некоторое время. Причины он не называл, но я понимала: эти причины – его лечение. Однажды номер его телефона высветился, я догадалась: он звонил из клиники в Москве. Его звонки были для меня сродни новогодним ощущениям – ожиданиям праздника. Все грустные мысли ушли в прошлое, я верила в мечту и в новые перемены, которые изменят мою жизнь. Его любовь меня окрыляла, после его звонка мне было легко и радостно.

Приближался Новый год – время, когда праздничная суета заставляет забывать нас обо всем, кроме нее. В эти предпраздничные дни солнце светило ослепительно ярко, оно меняло мое настроение, и я понимала: печаль – это не для меня. Валера позвонил мне вновь в феврале, предлагая поехать с ним в Испанию – он будет сопровождать группу спортсменов.

– Ирис, я оплачу все расходы, ты поедешь со мной?

– Да.

– Тогда машину оставлю в Москве. Ирис, мне нужно, чтобы ты была со мной, мы проедем через многие страны, машину поведет водитель.

– Окей, сообщи мне, когда прилетать в Москву. Валера, и я по тебе скучаю…

В трубке повисла тишина, и затем связь прервалась. Я понимала: ему трудно, и в такие минуты он молчал.

Я любила вспоминать наши встречи с Валерой. Когда думала о нем, меня по-прежнему не отпускала одна и та же мысль: кто знает, сколько нам отмерено – год, минута, два дня? Довольствуйся часом, минутой, в которой ты живешь. Я понимала: Валера серьезно болен, и то, что я могла бы ему предложить, он отвергнет, не перенося жалость.