Ирен Беннани - Les promeses – Обещания. Криминальная мелодрама

В последующие дни мы с Любной отдыхали, проводя время в спортивных клубах – клубах работников банка, каковыми были многие из родственников свекра. Там меня и посетило новое семейство Нобиля – его дети, их няня и он сам, но без супруги. Мы сидели за столиком в кафе у волейбольной площадки, когда ко мне подбежал маленький сынишка Нобиля – он поцеловал меня прямо в губы (мне кажется, этому научил его отец). Затем к нам присоединился и младший брат Нобиля, тоже со своим семейством. Находясь с Любной в Рабате, и в отсутствие свекров я все равно оставалась под пристальным вниманием семейства Аль-Мумии.

В один из последующих за посещением Касабланки и посещением консула России дней я с дочерью и свекрами, прибывшими из Валидии, курортного городка у океана, была приглашена свекром – Абдель-Кадером на отдых. С утра мы отправились в элитный клуб для служащих банка в Марракеше. На вокзале Рабата нас провожал мой бывший муж – отойдя в сторону от его родителей и дочери, я напомнила ему, чтобы он не затягивал с оформлением документов Любны, и упрекнула его в том, что ему следовало пригласить меня гораздо раньше, что решило бы многие проблемы с гражданством нашей дочери. А не теперь, когда ей уже исполнилось восемнадцать. Вместо ответа на мои упреки, он стал уходить от него и вспоминать события пятнадцатилетней давности, упрекая меня и продолжая, как и прежде, ревновать к своему бывшему другу – адвокату. Я смотрела на него и в эти минуты на перроне смеялась над ним:

– Так почему ты не посадил его в тюрьму, если ты прав? Может, я была бы не против такого поступка! Тебе нечем крыть, – добавила я. – Да, не отрицаю, я всегда ему нравилась, только не я, а он – твой друг – мечтал на мне жениться. Ты вправе был не пускать его к себе в дом, так что же тебе мешало? Может, пригласишь его сейчас для встречи со мной?

Лицо Нобиля пылало от гнева, он продолжал страдать и терзаться муками неразделенной любви и ревности. Я смотрела на него и видела перед собой человека с его прежними животными пороками, которого я перестала уважать еще перед рождением Любны. Когда я вынашивала ее, он, мой бывший муж, продемонстрировал мне их в полной мере – очередным своим хамским поведением; тогда я была беспомощна и не нашла в себе сил бросить его, зная как мои родители прежде были против нашего брака и как отнесутся к разрешению такой ситуации сейчас. После отъезда мужа я, оставшись в России, родила свою девочку и искренне надеялась на перемены в отношениях с ним. Приехав в Марокко, я осознала, что не могу ничего с собой поделать – любовь ушла, я не могла любить человека, двуличие которого в отношении меня было заметно и некоторым близким, окружающим нас. Его двоюродный брат Амел, учившийся в Киеве, был единственным, кто понял меня. Находясь на каникулах в Марокко, однажды мы посетили его и его родителей в дальнем квартале города, где они проживали. Стоя в прихожей своей квартиры, он услышал слова Нобиля, полные пренебрежения, о нем – об Амеле, сказанные его братом на русском языке, – понял их и заметил ему. Он понял и то, как на тот момент мой бывший муж уже вошел в свою роль. Отойдя со мной в сторону, Амел сказал мне, что жалеет меня, выразив свое человеческое сочувствие.

Я страдала от тирании и словесного хамства своего супруга, но вела себя скрытно, позволяя себе выходить за круг его убеждений, общаться с тем, с кем считаю для себя нужным. В те дни, пятнадцать лет назад, это было особенно кстати, иначе я сошла бы с ума, находясь в окружении мужа. У меня был свой круг знакомых, с которыми я общалась в парке столицы, находясь там, когда гуляла с ребенком. У меня были знакомые – студенты экономического и юридического факультетов одного из столичных институтов, с ними я разговаривала и общалась в предобеденные часы, так как с мужем мы отдалялись. Женщины дома на Оранжевой улице в это время готовили обед, а я не занималась кухней и была свободна, распоряжаясь сама своим временем. Может быть, свекор и знал о моих прогулках, о друзьях и беседах: однажды накануне моего развода с мужем он как-то не по-восточному в беседе со мной предложил мне вести себя так, как мне захочется, но не бросать его сына. Он привел мне в пример одну из своих сотрудниц банка, которая, по его словам, кокетничала, но не разводилась со своим супругом. Сейчас, спустя годы, свекор вел себя, как и раньше, уважительно, поддерживая доброжелательные отношения со мной. В отличие от Нобиля, он пытался меня понять, читал произведения Достоевского, «Анну Каренину» и «Войну и мир» Льва Толстого. Только во всем этом было одно но: я выходила замуж не за отца, а за его сына. В годы моего отсутствия Нобиль открыл перед всеми свой капризный эгоистический нрав, как и причины наших разногласий, которые были не в моей национальности и не во мне. После моего отъезда он женился во второй раз – на довольно обеспеченной марокканской студентке. Она, родив от него сына, затем развелась с Нобилем и, забрав ребенка, вернулась к своим родителям. Его настоящее поведение в браке с третьей женой было не лучше; амбиции, скандалы и претензии были основой отношений – время расставляло все на свои места. Авторитет моего бывшего супруга таял с каждым последующим годом, но в отличие от них, его жен, я жила здесь одна – в отсутствие близких родных уязвима и беззащитна.

Приближающийся экспресс избавил меня от дальнейших препирательств с бывшим, и я последовала за свекрами и дочкой, ощущая свежий порыв ветра, оставив Нобиля, как и мои грустные мысли и воспоминания, на исчезающем из вида перроне.

Дорога в южную часть страны проходила среди африканских пейзажей: песчаных барханов, небольших оазисов и пустынных мест. Маленькие островки с голубыми озерами и цветущими пальмами словно тонули среди бесконечных зыбучих песков. Все ближе к древнему загадочному городу увозил нас экспресс – комфортабельный поезд Рабат – Марракеш.

По прибытии Розовый город встречал непривычно – прохладой, не характерной этому времени года. На одном из такси мы быстро приближались к территории клуба «Популярного банка». Пространство клуба составляли корпуса трех- и двухэтажных коттеджей, напротив, которых располагались открытые бассейны и спортивные площадки; все утопало в цветах, и небольшие фонарики высвечивали вечерние уголки пейзажа. Мы занимали четырехкомнатные апартаменты, с третьего этажа открывался прекрасный вид на ближайшие бассейны, вечерние огни отражались в их водах, и исчезающие в темнеющей дымке песчаные барханы предстали перед моим взором.

Дни в Марракеше напоминали мне праздную жизнь на наших южных курортах, только более размеренную и спокойную. Поздним утром мы плавали в открытом бассейне, в полдень совершали прогулки по городу, по старой площади и медине – национальному рынку. Здесь продавалось все, начиная от восточной одежды и сувениров, заканчивая домашней утварью и едой. На площади у медины нас развлекали традиционными танцами – они исполнялись под бой барабанов. Толпы зевак и иностранных туристов прогуливались вдоль, пробуя национальные блюда, предлагавшиеся здесь же в небольших открытых ресторанчиках, где все готовилось на наших глазах. Запахи, исходящие из кухонь этих ресторанов, были невыносимыми, я так же, как и прежде, не могла дегустировать блюда, продающиеся на площади, пахнущие вареными в котлах улитками. Хотя находилось много любителей подцепить чем-то наподобие булавки и тут же отправить такое лакомство в рот. Они, как и змеи, танцующие под дудочку, вызывали у меня отвращение. Мне хотелось поскорее покинуть эту площадь.