Маргарита Минина - Марго и демиург. Роман

– Никуда АМ не ушел. Он сейчас успокоится и вернется, вот увидите. Ведь правда, КА?

Тот только развел руками:

– Не знаю, вернется ли АМ. Но если вы хотите, можем попробовать еще разок. Только если и на этот раз ничего не получится, то придется признать, что разбежаться сейчас для нас лучший выход.

– Давайте попробуем, – загудели мы. —А АМ обязательно вернется.

Но АМ не вернулся. Ни через полчаса, ни через час. Он просто исчез. Мы несколько раз посылали «ходоков», чтобы найти его и уговорить сменить гнев на милость. Мы утратили надежду только когда нянечка сказала, что АМ давно ушел с вещами, запер учительскую и передал ей ключ.

– Ну да, ищите его, как же, – громко, на весь зал, прошипела Ленка Павлова. – Он уже давно небось сидит в ближайшем кабаке и в ус не дует!

Когда стало ясно, что АМ нас «кинул», труппа дала выход своему возмущению:

– Он просто трус и предатель! Он же нас утопил, как щенят в проруби…

Я бы и хотела, пусть про себя, сказать что-то в его защиту, но слов у меня не нашлось. Я была, увы, полностью согласна с другими ребятами, а оснований злиться на АМ у меня было больше, чем у любого из них.

Уход, чтобы не сказать – позорное бегство АМ, неожиданно подействовал на нас мобилизующе. Мы все вдруг почувствовали злость и собственную ответственность за судьбу спектакля и стали подбадривать друг друга возгласами:

– Ничего, мы ему еще покажем!

И эта злость заставила нас постепенно припомнить все наши реплики, жесты и позы, которые, казалось, безвозвратно утратили по мановению волшебной палочки злого волшебника. Этим злым волшебником, увы, оказался АМ. После его ухода на нас уже никто не кричал, никто над нами не издевался даже в самые неудачные моменты. И когда в одиннадцать КА буквально принудил нас разойтись, все выглядело уже не так безнадежно, а местами и вполне сносно. Сносно, хотя и не более того. Мы разошлись не раньше, чем КА пообещал, что мы соберемся еще пару раз и поработаем дополнительно, а генеральную репетицию проведем уже накануне спектакля. А за это время АМ, наверняка, успокоится, придет в себя и снова примкнет к нам на правах режиссера и автора идеи.

Но АМ не примкнул. Более того, он не появлялся в школе всю оставшуюся до премьеры неделю. Не явился он и на сам спектакль. И за все это время ни разу мне не позвонил. Я не звонила тоже, хотя видит бог, каких трудов мне стоило от звонка удержаться.

***

И вот он наступил – день премьеры. Наш Аустерлиц. Или Ватерлоо? Мы все страшно волновались. Впрочем, сказать «волновались» – это ничего не сказать. Тут был и страх, и робкая надежда «а вдруг?» Да еще эти столь свежие воспоминания о той злополучной генеральной репетиции. КА подбадривал нас, как мог. Он говорил, что это волнение – вещь совершенно естественная и необходимая. И бороться с ней не нужно. Он по себе знает, что именно эта лихорадка, охватившая нас, заставляет актеров иногда прыгнуть выше головы. И именно поэтому подлинные знатоки театра стараются обязательно попасть на премьеру. Потому что только тогда и можно увидеть спектакль и игру актеров на самом пике. А потом, уже через 5 или 6 представлений, это волнение, кураж и ощущение новизны у актеров неизбежно утрачиваются., Спектакль постепенно превращается в рутину, актеры уже не живут своей ролью, а только автоматически ее воспроизводят.

Мы все собрались за два часа до спектакля, за полчаса до начала нас уже загримировали. Мы то и дело подбегали к занавесу, отделявшему нас от зрителей, заглядывали сквозь дырочку в нем, и с замиранием сердца следили за постепенно прибывающей публикой, без труда обнаруживая в ней наших родителей, которых волнение тоже заставило прийти и занять места загодя. Уже за четверть часа до начала мы могли бы, если бы так не волновались, с удовлетворением сказать: «Театр уж полон, ложи блещут», хотя, понятно, – никаких лож и в помине не было.

***

Но вот раздались 3 гулкие удара колокола, который на этот случай успешно заменило большое оцинкованное ведро, в которое с упоением бил медным пестиком кто-то из «рабочих сцены». Занавес распахнулся и представление началось.

Поначалу публика была настроена скептически, поскольку сам выбор пьесы для самодеятельного театра особых надежд породить не мог. Только наши родители с любопытством устремляли глаза на актеров в тщетной надежде отыскать свое чадо. Словом, какое-то время зрители пребывали в недоумении. Но постепенно смысл происходящего на сцене стал до них доходить. Тогда настроение в зале стало меняться, что мы, актеры, моментально почувствовали. Зримо нарастающий интерес публики подействовал на нас, как допинг, и мы с удивлением заметили, что волнение вдруг исчезло, а на смену почти полуобморочному состоянию, в котором мы недавно пребывали, пришел тот самый долгожданный кураж, о котором нам твердил КА.

Да, наша актерская игра была далека от совершенства. Это – мягко говоря. Но тем не менее, мы почувствовали ту легкость и даже озорство, на которые радостно откликался пристрастный зал. И это, по словам того же КА, было непременным и чуть ли не основным признаком грядущего успеха. Сам же КА был явно в ударе и просто летал по сцене, так что несколько раз зрительный зал разражался аплодисментами, хотя разыгрывавшаяся на их глазах трагическая история этих аплодисментов вовсе не предполагала. А в финале спектакля в зале установилась та напряженная «благодарная» тишина, которая, если случается, то с лихвой окупает все жертвы, принесенные режиссером и актерами за долгие месяцы подготовки. И эта тишина стояла долго и нарушилась уже только после окончания спектакля, когда мы, актеры, по указанию КА вышли на первый поклон. Словом, это был триумф. Публика аплодировала стоя. То и дело кто-то из зрителей, сложив ладони рупором, гулко кричал «Браво!»., Мы выходили на поклоны снова и снова (кто-то посчитал, что их было 8 или 9). Предусмотрительные мамы участников выносили на сцену цветы, большая часть которых по праву досталась КА, но и на нашу долю кое-что выпало. Похоже, восторг зрителей был вполне искренним.

В какой-то момент КА жестом попросил тишины, поблагодарил публику и сказал, что львиную часть успеха, помимо, конечно, великолепной игры актеров (тут он поклонился в нашу сторону) нашему скромному спектаклю обеспечил превосходный режиссерский замысел. К сожалению, автор идеи и режиссер, внесший огромный вклад в создание спектакля, всеми нами любимый АМ не смог присутствовать при триумфе своего детища, но, конечно, он более чем заслуживает своей доли благодарности и аплодисментов зрителей.

После этих слов он сам начал энергично аплодировать, а мы, размягченные столь неожиданным, но несомненным успехом, проявили великодушие, свойственное юности, и поддержали его, пусть и без особого энтузиазма. А потом публика подхватила наши довольно жидкие аплодисменты и тоже захлопала в ладоши, ибо большинство ничего не знало о тех драматических перипетиях, которые предшествовали премьере. Я же испытала прилив благодарности к КА, за то, что он не забыл про АМ. Правда, и повздыхала про себя, сравнивая самого КА с «моим». Ибо сравнение радости мне не доставило, настолько КА оказался надежнее и повел себя достойнее своего приятеля.