Константин Мурзиди - Уральские стихи

Снова солнце ручьями течет,
Снова молния бьет золотая.
Хочешь, дам тебе точный отчет,
Как я трачу его, не считая?
Полной горстью — на листья берез,
На задетую дождиком липку,
Не затем, чтобы не было слез,
А чтоб слезы и те — сквозь улыбку;
Полной горстью — тебе на подол,
На кольцо, на лицо, на ресницы;
Полной горстью — поэту на стол,
Чтобы радужней были страницы;
Полной горстью — в большие ковши
На площадке литейного цеха,
Потому что всегда от души
Металлургам желаю успеха
И хочу, чтоб напористей стал
Знаменитый уральский металл.

— Я по Уралу тосковал,
Любому признаюсь.
Давно в Магнитке не бывал,
Узнаю ли? Боюсь…
— Узнаешь. Нынче — что вчера
Все те же рудники,
Все та же самая гора
Да рядом две реки…
— Я долго пробыл на войне,
Но не забыл пока:
В Магнитогорской стороне
Всего одна река.
В тридцатом, раннею весной, —
Я даже помню, где, —
Крепя плотину, в ледяной
Стояли мы воде.
И через многие года.
Что будут навеку,
Я не посмею никогда
Забыть Урал–реку.
Готов на карту посмотреть…
Да что вы, земляки:
Готов на месте умереть —
Там нет второй реки!
— На карте, верно, нет ее;
С недавней лишь поры
Она течение свое
Берет из–под горы.
Горячей плещется волной,
Не отойдешь — сгоришь.
— Ну да, о стали. Напрямик
Река стремится вдаль:
И днем и ночью — каждый миг
В Магнитке льется сталь.
У нас теперь не счесть печей,
Товарищ дорогой.
Еще не стих один ручей,
Как загремел другой.
Волна разливами зари
Блеснет в одном ковше,
Потом погаснет, но смотри:
Она в другом уже.
И третий ковш готов за ним,
Едва махнешь рукой,
Потоком сталь идет одним,
Тяжелою волной.
И той волны девятый вал,
Когда сраженья шли,
Через границы доставал
До вражеской земли.
И не вступай ты больше в спор,
Не шутят земляки,
Открыв тебе, что с этих пор
В Магнитке две реки,
Вполне серьезно говорю,
И вот моя рука —
Река, которую творю,
И есть Урал–река!

В купе укладываться стали,
Но не спалося старику.
Поднялся он, достал кристаллик,
Поднес поближе к огоньку,
Перевернул в полоске света
И спрятал вновь, и вновь достал,
И был, по–видимому, это
Его магический кристалл;
Кристалл тот самый, сквозь который
В часы полночной тишины
Необозримые просторы
Бывают мастеру видны.
И, подсмотрев, чем занят мастер,
Взглянув украдкой на кристалл,
Юнец подумал: «Что за счастье
Старик, должно быть, испытал!
Везет, от радости немея,
Чтобы показывать в Москве.
А я пока еще не смею
И говорить о мастерстве».
— Послушай, дед, с твоим стараньем
Не страшен самый строгий суд.
За чистоту лучистой грани
Тебя отметят, вознесут.
— Не надо мне, сынок, отметин, —
К чему нам, горщикам, венды?
И так уж принято на свете:
Мы — безымянные творцы.
Поставить метку — велика ли?
Но тронешь грань — она темней,
И не позволит лучший камень
Хотя б царапинки на ней.
— Да нет, старик, не в этом дело!
Недаром едешь ты в Москву.
Она–то многих разглядела,
Кто потянулся к мастерству.
И все, что свято на Урале,
Все, чем прославился и ты,
В Москве для родины собрали —
С такой виднее высоты!
Дороже это всех отметин:
Ты — мастер, признанный Москвой! —
Старик гранильщик не ответил
И спрятал вдруг кристаллик свой.
«Я первый раз в столицу еду,
А парень с ней давно знаком…»
А поутру, кивнув соседу,
Сошел в метро за пареньком.
В подземном царстве яшма влита
В уральский мрамор, и литье —
Литье узорное на плитах…
— Постой, да это же мое!
Мое, старик, по всем приметам.
Ведь я, пойми, в Каслях живу.
— Так ты, сынок, не знал об этом?
А говорил мне про Москву!
— Придется тайной поделиться… —
И стало ясного ясней:
Он только слышал о столице,
Он только песни пел о ней.

Дорога гулкая, прямая
Вела на свет из–под земли…
Без слов друг друга понимая,
До Красной площади дошли.
— А где кристаллик твой, тот самый?
— Да он не лучший из камней, —
Сказал старик, — но я упрямый
И отграню еще верней. —
Как ни разглядывал дорогой
Свою мечту — свою Москву —
Сквозь тот кристалл, а все ж намного
Она смелее наяву.
Всегда свое в ней разглядим мы,
Найдем знакомые черты.
Ты прав, сынок, — Урал родимый
Видней с московской высоты!

Обещала прийти на свиданье,
И два раза подряд не пришла.
Что же стоит ее обещанье,
Коль исполнить его не могла?

— Что с тобой, дорогая, случилось?
Целый вечер прождал я в саду… —
Улыбнулась она, застыдилась:
— В третий раз непременно приду.

Не пришла почему–то и в третий,
А в саду все темней и темней.
Он оттуда ушел на рассвете
И не знал, что подумать о ней.

И невесело это и странно,
Паренек не поймет ничего.
А у самой калитки нежданно
Кто–то за руку тронул его.

Отступил, посмотрел с удивленьем.
-— Ты, наверно, заждался в саду,
А меня задержали на смене,
Только–только с работы иду.

Так стыдливо она улыбнулась,
Так неловко за локоть брала,
Что в косыночке старой казалась
Даже лучше, чем в новой была.

Совет гранильщика был краток:
Не меряй грани на рубли,
Забудь, что взвешены в каратах
Аквамарины, хрустали.
Забудь, что камешек прозрачный
Неизмеримой глубины
Каким–то там числом трехзначным
Сведен до рыночной цены.
Забудь, что есть несложный метод,
И знай, трудом встречая рань,
Что для таких камней, как этот,
Есть бриллиантовая грань.

Уже уральский полустанок
Листвой березок отмелькал,
Уже сменилась ночь рассветом,
А колокол не умолкал.

Уже давно исчезли горы
И отмелькали грани скал,
Уже повсюду шли долины,
А колокол не умолкал.

Уже предложен был за Волгу
II выпит с радостью бокал,
И начинался новый вечер,
А колокол не умолкал,

Тот самый колокол, в который
Со сдержанной тревогой бьют,
Когда сигнальщики на скалах
С флажками красными встают,

И мастерство свое и храбрость
На этих скалах утвердив;
Когда запальщики, взрывчаткой
Глубины скважин зарядив,

Па шаг отходят, чтоб укрыться
За крепким каменным щитом..
Пусть пропадает в гуле взрыва
Тот звон, а все–таки потом

Он слышен — в памяти, быть может
Исчезла Волга за бугром,
Москва поутру задымила,
А все гремел уральский гром.