Константин Мурзиди - Уральские стихи

Но дело, видимо, простое:
Еще кружится голова
От виноградного настоя.

Ночами думая, курил,
Сомненья всякие гоня,
И сам с собою говорил,
Что все отлично у меня,
Что я других сильней и выше,
Лишь пожелаю — и смогу.
Я всякий раз фанфары слышал,
Как в детстве — там, на берегу, —
Хотя жена, порой с упреком,
С усмешкой дружеской порой,
Мне говорила: «Как высоко
Ни залетаешь, мой герой,
Не признает тебя столица»…
Я злобу сдерживал с трудом,
Потом решил: не буду злиться,
Потом задумался, потом
Впервые в жизни захотелось
Взглянуть трезвее на себя.
Но без иронии, любя.
И понял я, что это смелость —
С самим собой затеять спор
И устремиться к новой цели
И делать дело с этих пор
Без грома музыки, без хмеля.

И в полуночной тишине
Едва не крикнул я: — Ура,
Приходит мужество ко мне!
Давно пора, давно пора!
В нем — трезвость, строгость, глубина,
Высоких замыслов порог.
«А юность?» -—спросите. Она
Прекрасна. Но всему свой срок.
«А детство? — спросите. — Оно
Забудется?» Нет, не могу
Забыть, что было так давно
На черноморском берегу:
Ракушки, галька, птичий гам,
Прибрежный крепкий ветерок…
Но жить и чувствовать, как там, —
Уже нельзя. Всему свой срок.
И хмель тех отдаленных лет,
И музыка тех давних дней —
Они пленительны, но — нет!
Пусть будет строже и ясней.

Половину сердца отдаю.
Не берешь? Всего отдать не смею.
Безраздельно я им не владею.
Я боец. Я каждый день в бою.
Без него нельзя — крута дорога.
Отдаю полсердца и молю:
Если ты подумаешь немного,
То поймешь, как я тебя люблю.

Словцо нехитрое «потом»
Мне с детских лет знакомо.
Окликнет мать: «Пора и в дом!»
А что мне делать дома?
Уроки выполнил? Потом!
Ботинки вычистил? Потом!
Воды принес? Потом, потом…
До первых туч, до грома.
А за грибами — хоть сейчас,
А на рыбалку — в самый раз,
В лапту, в разведку — нет отказу,
Ломать сирень в саду густом —
Такого дела на «потом»
Я не откладывал ни разу.

А нынче что–то тянет в дом,
Как будто на потеху.
Поехать за город? Потом!
К знакомым выбраться? Потом!
Ей позвонить? Да нет, потом,
Потом когда–нибудь, не к спеху.
Потом? Когда? Часы стучат
И ход заметно учащают.
Спросить у них? Они молчат,
Свое стучат, не отвечают.

А солнце всходит каждый день
И успокаивает этим.
И дом опять бросает тень.
А тень не та… И не заметим,
Как год пройдет… Опять листом —
Иным! — сирень затрепетала
И обманула… Что? Потом?
Мое «потом» пришло, настало!

Встряхнись и ты, мой давний друг.
Тебе чего–то не хватает.
Сердечных слов? Любимых рук?
Иди, ищи! Не наверстает
Никто утраты. Дорог час.
И что задумали, мы справим
Не часом позже, а сейчас.
А на «потом» лишь смерть оставим.

Лет восемнадцать было мне,
Когда я понял и поверил,
Что без меня моей стране
Не обойтись ни в коей мере,
Что без меня не отойти
Идущим к стройке эшелонам…
Три звездных ночи был в пути,
Приехал встрепанным, влюбленным
Во все: в руду, в реку Урал,
В девчонок, ехавших со мною,
В степной цветок — во все земное.
Хватал кирку, лопату брал,
Прислушивался: не меня ли
Зовут к огню?
В степи — туман…
Мы рыли первый котлован,
Орлов лопатой отгоняли,
Дымили зверскою махрой,
Ржаной жевали, за подружек
Из жестяных пивали кружек,
Мечтали — наш Магнитогорск!
К зиме прибавилось народу —
Магнит притягивал. И шли,
Костры с утра в карьерах жгли,
Бросались в ледяную воду —
Плечом плотину подпереть.
Погиб мой друг…
Мы не хотели,
Но не боялись умереть.
И гроб обвит венком метели.
И больно… Слезы не лились,
А просто льдинками катились
С небритых щек.
Мы с ним простились
И на могиле поклялись,
Что дружно выстоим — герои.
Сдержали клятву.
Я был горд,
Что первый мировой рекорд
Родился на Магнитострое.
Мне было, помню, двадцать лет,
Когда, вернувшись из похода,
«Челюскин» свой оставил след
Во льдах, в сердцах, в делах народа.
И Чкалов совершил полет
Из века в век. И к дальней дали
Свободно шел полярный лед
Под нашим флагом, — все видали!
Одна была повсюду страсть,
Одно мечталось повсеместно:
Мальчишке — в летчики попасть,
Девчонке — стать его невестой.
Мне в те казалось времена, —
А может, так оно и было, —
Что, будь я летчиком, жена
Меня сильнее бы любила.
Я шел к героям, с ними пил,
Венчал цветами и, не скрою,
Завидовал.
И позабыл
О той могиле под горою,
О наших подвигах, друзья, —
Они со временем бледнели.
А в сорок первом понял я,
Что есть геройство высшей цели.
Матросский доблестный клинок,
Солдатский штык
трудились втрое.
Стал меркнуть, увядать венок,
Которым я венчал героев.
Стекал горячий пот с лица,
Цветы склонялись, увядали,
Цветы не шли к лицу бойца, —
Их соль и горечь разъедали.
А в сорок пятом видел я:
Перед работою огромной,
Перед подорванною домной,
Среди забытого литья
Топтался мастер…
Домну эту
Не наша ль молодость зажгла?!
Он думал: в мире силы нету,
Чтоб потушить ее смогла.
Навек с заводом он сроднился,
Повсюду честь его хранил.
Здесь полюбил он, здесь женился
И друга здесь похоронил.
В завалы черные не лез он,
Стоял растерянно, смотрел
На кучи ржавого железа,
Как будто здесь костер горел.
Опять негаданные беды…
Сильней победы над собой
Не знает человек победы.
Встряхнулся он и принял бой,
Нашел в себе и власть и силу:
Железо молча разгребал,
Дорогу к лётке прорубал,
Как будто бы искал могилу,
Могилу друга…
Вот — герой.
Вот — героизм.
Трудись, упорствуй,
Подчас доволен коркой черствой.
И вспомнил я Магнитострой.
И юность, полную лишений,
И тяжесть нашего труда
Переживали мы тогда,
Чтоб устоять в огне сражений.
Работа тех далеких лет —
Она по праву знаменита.
Еще нам памятников нет, —
Не потому, что нет гранита,
Не потому, что живы мы,
А потому, что труден очень
Для наших образов немых
Обыкновенный день рабочий.
Но нынче чаще, чем всегда,
Друзья смущенно замечают,
Что их особенно встречают —
Героев мирного труда.
И только стоит оглянуться,
Бегут юнцы — хотя б слегка
К плащам героев прикоснуться.
Пока герои без венка.

Сколько бы ты ни ходил по земле,
Где бы ты ни был — хлеб–соль на столе.
Год не заглянешь —
хлеб–соль на столе,
Снова обманешь —
хлеб–соль на столе,
Думать забудешь —
хлеб–соль на столе,
Даже осудишь —
хлеб–соль на столе.
Сын походил, побродил по земле,
Сын возвратился — хлеб–соль на столе.