Марина Мартынова - Соната для флейты и альта

Когда неймется и неможется,
И песню душит немота,
Когда малюешь только рожицы
На снежной целине листа -
Попробуй солнечного зайчика
Рукой коснуться налету,
И в глубь усталого трамвайчика
За ним скользни. И маету
Внеси. И по знакомым улицам
Пускай везут тебя туда,
Где липы горестно сутулятся,
Где стонут струны–провода.
Тогда представь, что долго странствуя,
В чужие города забрел…
Не раз так мерила пространства я,
В них уходя от здешних зол.
И открывалось потаенное.
И отступала стынь и гнусь.
И мрака разгоняла тонны я,
Как воду стряхивает гусь…

Я сегодня Маргарита — в бело–розовой
Пене
принародной наготы.
В руки мне березовый
веник-
Вместо помела — и на холсты
Моего дряхлеющего тела
Лягут тени -
за штрихом штрихи.
Обнажаюсь я для денег
и для дела,
Презирая прошлые грехи.
Смажусь я составом омолаживающим:
Наливается тугая грудь…
Муляжом работаю заживо еще:
Пусть потом меня припомнит кто‑нибудь.
И мое бесстыдство простодушное,
За которым, будто за кустом,
Стыд девичий прячется, подслушивая
Комментарий чей‑то шепотком…
Пользуйтесь, студентики, натурщицей,
Мастерство шлифуя день от дня.
Первый выход на ногах негнущихся.
И мое вхождение в роль — меня.
Пользуйтесь, студентики, работайте:
Вам — оценки, мне — хоть горсть монет.
Может, ты, а может, этот — вот он где -
Клод Моне?
Как на венике листочки высохнут -
Оседлаю я его — и в путь:
То ль домой, то ли на Гору Лысую,
Где я Мастера найду когда‑нибудь…

Мне бы медаль за мужество:
Четверть века уже вот–вот,
С перерывами на замужества,
Гляжу на «запретный плод».
Но, ввиду моего вожделения.
Без попыток тот плод сорвать,
Я заслуживаю сожаления -
Невостребованная ручная кладь.
В камеру хранения меня втиснули,
Как щенка в конуру — побег немыслим!
Вот сижу и жду, чтобы свистнули -
В переносном или прямом смысле.

— Как ты все еще можешь об этом всерьез?
Не пора ль избавляться от старых привычек?
Тут и жизни осталось всего — с гулькин нос,
А ты все про любовь талдычишь!
— Знать, планида моя такая:
И в последнем тебя помяну бреду.
Я хочу еще здесь, на земле, стать раем -
Маленьким раем в твоем аду.
— Что за глупости! Рая не надо мне вовсе!
Ад я сам себе выбрал — он мною обжит.
Ничего не получится, ты готовься.
Никогда меня блажь твоя не ублажит.
— Хорошо. Я попробую. Будь по–твоему.
Успокоюсь, делами займусь наконец.
Я поверю: любить мне тебя не стоило:
Кыш из сердца, любовь, как из клетки скворец!
И скворец улетит, и клетка грудная,
Опустев, станет ровно дышать потом.
А скворец, может статься, по свету летая,
Невзначай по тебе вдруг чиркнет крылом.
Ты проснешься однажды посреди ночи,
Ужаснешься внезапно, что нет меня рядом,
Не дождешься рассвета, спохватишься, вскочишь -
И с уютным своим распрощаешься адом.
Если это случится — случится, я верю! —
Приходи — и сомнений пугливых не слушай.
Ты не будешь стоять перед запертой дверью:
Я ее не закрою — на всякий случай!

Там, где гроза родится вешняя,
Душа гуляет босиком…
Ах, я нездешняя, нездешняя
Здесь, где царит житейский гром.
Что тут прикидывать, что взвешивать
С вопросом праздным «Что почем?»…
Простите мне, но я нездешняя -
Мир ваших мер мне незнаком.

Калейдоскоп вертится бешено -
Я в нем струюсь печальным сном…
Не беспокойтесь, я нездешняя,
Я не задену вас крылом.
Сегодня с вами только внешне я:
Двойную жизнь мы с ней ведем -
С другою мной — со мной нездешнею,
Чей в облаках затерян дом.

Мы ходим не следом, не в масть и не в ногу,
И нам наше время не в пору немного.
Не значимся в списках, не числимся в сущих -
И нету нам места ни в сметах, ни в кущах.
Сбежав от Прокруста, ушли мы на волю
И нивой избрали тетрадное поле.
По узким тропинкам идут маргиналы
И там запредельные ловят сигналы.
Мы есть порождение сбоя системы.
Мы есть поражение заданной темы.
Мы вне Легиона — и движемся в гору.
И давит нас время, поскольку — не в пору…

Все знают, как на свете жить -
Заветный путь давно указан:
«Поэтом можешь ты не быть,
Но гражданином быть обязан».
Блажен, кто с детства ощутил
Любовь к кувалде и зубилу:
Он нужен всем, и всем он мил.
Счастливым он сойдет в могилу.
Но вот отчизны добрый сын,
И есть одно лишь «но» при этом:
Хоть он достойный гражданин,
Не быть не может он поэтом.
Что в порошок его сотрут,
Прогонят, дав под зад коленкой -
То будет лучшею оценкой
За долгий бескорыстный труд…

Писатели — голуби
С оливковыми ветвями в зубах.
Гурьбою по городу
Бродят, перелетают,
Обгаживая монументы,
А то и живых собратьев
Не прочь любовно обгадить -
Хлебом их не корми,
Не бросай им крошек
(Особенно женского полу)!
Ведь каждый писатель — что голубь:
Он пишу берет из сору,
Где стол ему, там и уборная.
Он — саблезубый голубь.

От точности до тошноты,
От половодья до пустоты,
От вечности до ветчины -
В тот круг мы все вовлечены.
Но как бы ни увлечены
Мы были мелким.
Дойти мы все обречены
До дна тарелки.
И вот тогда, на этом дне
Помыслим о последнем дне.

Колбасу отдельную (от мяса)
Ели мы когдатошней порой.
От патриотического кваса
Раздувался каждый, как герой.
Нынче в забегаловке любой мы
Сыщем (под хвостом) у пса фервекс,
Всяческих салямей всю обойму,
Криминал, безмыслие и секс.

Хорошо, что есть Сережа:
Водку чаем замени,
И утешит, и поможет,
И закусит за меня.

В шуме улиц иду не спеша,
Солнце в лужах ногой разбивая…
До чего изболелась душа -
Я сегодня душевнобольная!

Уныло годы потекли,
И все вздыхаю я:
Кому нужна она — квали-
фикация моя?
Ах, кто бы мог меня спасти
От невостребованности?