Кира Снежная - Алиса в Академии Голодранцев

– Академия Усидчивых Девиц, – произнесла она с горечью, – выдаст любую адептку по требованию магического совета…

У нее опали плечи, она потерла лоб, скрывая от меня свои слезы.

– Но что— то надо сделать! – закричала я.

Не знаю, что мне невыносимо больше, трястись от страха за себя или видеть отчаяние и бессилие мамы. «Надо что— то сделать!» – эта мысль колотилась у меня в висках, гнала вперед.

Вихрем я взлетела по лестнице вверх, на второй этаж, ворвалась в свою комнату и захлопнула дверь. Не соображая толком, что делаю, вытащила из— под кровати старенький чемодан, отстегнула замки и принялась лихорадочно набивать его вещами, первыми попавшимися под руку, и нужными, и не нужными. Одежда, учебники, милые безделушки, что будут напоминать мне о доме, украшения.

– Сбежать хочешь, мышонок? Не выйдет.

Моя комната, маленькая и темная, находилась на чердаке. Если поднять взгляд вверх, можно увидеть несущую балку и скаты крыши, образовывающие стены моего убежища. Во время дождя было слышно, как капли шелестят по ветвям деревьев и по красной глиняной черепице.

Здесь, конечно, было всегда аккуратно прибрано и чисто, но мебель была самая простая и старая. Покрывало на кровати было выцветшим и штопаным. Но именно здесь, в этих стенах, я предавалась смелым и наивным мечтам.

Да, раньше я мечтала, что сюда, в эту комнату, подобно моим мальчишкам— приятелям, тайно, по дереву, влезет Нил. Он уже не будет таким далеким и холодным. И мы проболтаем с ним всю ночь, прислушиваясь к ночным звукам, рассматривая звездное небо и вдыхая свежий холодный ветер.

– Нил?! Что ты тут делаешь?! И как попал сюда? Кто тебе разрешил сюда войти, это частный дом, это моя комната, я тебя сюда не звала!

Нил усмехнулся:

– Стены, замки и двери – это всего лишь условности, – ответил он. – Я могу войти всюду, куда пожелаю.

– Это моя комната! – храбро выкрикнула я. Щеки пылали.

– Я пришел наказать тебя,– ответил Нил. – И мне все равно, в какой комнате это произойдет.

– Не было еще решения Совета о моем наказании! – дерзко выкрикнула я. – Ты не имеешь права!

– Я имею право сделать с тобой все, что мне заблагорассудится, – отрезал Нил. – И ничего мне за это не будет.

Почему мечты сбываются неправильно?

Сейчас, в тишине комнаты, я видела, как из полумрака выступает Нил. Я узнавала шитье на его одежде, острые уголки воротника его крахмальной сорочки и блестящие пуговицы. И его улыбка, прекрасная и зловещая одновременно. От испуга я вскрикнула, но не успела и шага назад сделать, как он оказался рядом и вцепился в меня всеми силами, и магическими, и физически – руками.

Я и пальцем не могла пошевелить от страха, скованная его чарами и крепко прижатая к его нарядному жилету. Нил потомственный маг, он старше меня, учится в Академии Военных магов. Обездвижить противника – это первое, чему их учат. И, кажется, учат очень хорошо…

Отчего в мечтах все не так? Я видела эту сцену совсем иначе.

От мысли, что можно будет вот так стоять, крепко прижавшись к Нилу, меня всегда в дрожь бросало. О его объятьях я грезила бессонными ночами, когда весна тревожила меня своим цветением.

А сейчас, когда это все происходило, мне было страшно, словно я попала в роман с дурным, очень дурным сюжетом. Нил тискал и мял меня, было ужасно больно, потому что он не стеснялся, щипал, сжимал, обшаривал, жадно, по— хозяйски бесцеремонно. И при этом смотрел в мое лицо, гадко ухмыляясь. Ему нравилось, что он сумел меня напугать. Ему нравилась моя беззащитность и мое отчаяние. И он нарочно причинял мне боль и делал так, чтобы мне было стыдно. Упивался моим страхом и унижением.

Он навалился на меня, и мне казалось, что одно его ужасное присутствие не дает дышать. Навалилась паника, но я не могла не вскрикнуть, ни оттолкнуть его. А его руки вдруг задрали подол моего платья, и я ощутила его похотливую ладонь на своем бедре. На том самом месте, где натянут чулок, подхваченный подвязкой.

– Грязная мелкая мышь, – шептал он, шаря по моим ногам. Кажется, его даже трясло, то ли от того, что он делает, то ли от того, что он только собирается сделать. – Ты думаешь, что сможешь убежать от меня после того, что сделала? М— м— м?

Ответить я не могла. Но Нилу и не нужен был мой ответ. Ему достаточно было видеть мои слезы унижения, льющиеся из глаз. Он смотрел внимательно, а его ладонь тискала, сжимала мои трусики, чуть пониже живота.

– Ничего у тебя не получится, – довольный, промурлыкал он. Его пальцы грубо и властно протиснулись между моих сжатых бедер, и я вздрогнула, даже сквозь наложенные на меня чары.

Он ухватил меня там – где стыдно, где так нежно и чувствительно, – и засопел удовлетворенно. Его движения сделались еще грубее, еще резче, он покраснел, но не от стыда. Его трясущаяся жадная рука терзала мое тело. Нил еще плотнее прижался ко мне, почти вжался губами в мою шею. Я видела, как его ресницы дрогнули, словно он устыдился своего поведения – или того, как выдал свое истинное желание.

– Маленькая тощая мышь, – простонал он, потираясь об мои голые бедра совершенно неоднозначно. – Ты думаешь, сможешь убежать от меня, блохастая шкурка? Конечно, нет. Я выступлю перед Советом. И вместе с десятью розгами по твоей голой заднице потребую, чтобы тебя вместо учебы отдали мне в услужение.

От его слов я задрожала сильнее, чем от его руки между моих ног.

Нил пыхтел, прижимался и все тискал и тискал там, внизу. Он не особо был опытен с девушками. Думаю, всех его знаний хватило бы только на то, чтобы свалить девушку, задрать ей юбку и грубо сделать свое дело. Но и этого было достаточно. Меня мутило, будто я отравилась, и Нил все терся об меня, так, как это порой делают собаки об ноги своих хозяев.

– Да, да, – гадко шептал он, задыхаясь. – Я разложу тебя на лавке, сам задеру тебе юбку, сам стащу трусики и сам, слышишь, сам всыплю тебе десять розог. Я тебе всю задницу разукрашу. А потом прогоню по городу… и велю прислуживать себе. Ты же знаешь, чем служанки занимаются, м— м— м?

Я стояла и тряслась, как заяц, а Нил все пыхтел, противный и мерзкий, все больнее тер у меня между ног. Его дыхание было возбуждённым, горчим, частым, прерывистым, а я в ужасе думала о том, что сейчас испытывает этот мерзавец.

Он испытывал наслаждение.

– Будешь всю ночь стоять у моей постели с опахалом и отгонять от меня мух, – шептал он. – Или с чашкой воды. Вдруг мне ночью пить захочется? Ночи зимой холодные, длинные… тепло из комнаты быстро испаряется. Наверное, это очень мучительно – стоять босиком, на холодном полу, в одной ночной рубашке… Даже под одеялом иногда становится прохладно… в одиночестве.

Его язык заплетался, словно Нил был пьян. Да он и был пьян – от возбуждения, от вседозволенности и от удовольствия, которое ему приносили эти прикосновения.